Рекс Стаут - Слишком много женщин

– Я не буду этого писать! Это не так!

– Не кричи, дверь открыта, – я чарующе улыбнулся. – Я знаю, дорогая моя Гуинн: ты рассказала всего пяти-шести людям, а они обещали не говорить ни слова. Помнишь, в первый день, когда я сюда пришел, как ты мне помогла? – Я взял у нее блокнот, вырвал страницу, на которой был записан мой текст, и, закрыв, отдал его назад. – Плюнь на это, просто я хотел на тебя посмотреть. Давай лучше поговорим, чтобы создать видимость дела, а то люди на нас смотрят. Есть какие-нибудь новости?

– Конечно, есть, – она положила нога на ногу, расправила край юбки. – Все дерутся как кошки с собаками, спорят, кто из вас врет, – вы или Эстер.

– Надеюсь, я выиграю.

– О да, я уверена, но некоторые, похоже, хотят, чтобы выиграла она. Эта маленькая дура Энн Мэрфи, вы знаете ее?

– Отдаленно.

– Она говорит, что собирается обратиться в бюро жалоб, что вы подвергаете Эстер опасности! Вы об этом знаете? И, о Боже, я совсем забыла сказать вам: мистер Пайн, президент, велел своей секретарше позвонить Эстер и попросить ее зайти к нему, а она отказалась, и тогда мистер Пайн позвонил ей сам, но она все равно сказала что не пойдет! А об этом вы знаете? Сказать президенту, что она не пойдет к нему в кабинет, когда он об этом попросил! Правда, на нее это похоже. Я молюсь Богу, чтобы ее уволили.

– Не кричи так, откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, что она отказалась идти? Я этому не верю.

– Не верите?

– Нет.

– Ну и не надо. Девочки-телефонистки уж наверняка знают. Конечно, они не должны подслушивать, но вы ведь знаете, как это бывает: они же должны убедиться, что сделали правильное соединение, верно? Вы не верите?

– Может, и верю. Потом скажу. – Я потянулся, чтобы погладить ее колено, которое полностью заслуживало того, чтобы его погладили.

– Ты мой самый любимый радиокомментатор, дорогая. Когда все это случилось – эти телефонные звонки и отказы?

– Сегодня утром, до ленча. Я точно не знаю, в какое время. Думаю, это говорит о том, что совесть у нее нечиста, правда?

– Ну, по крайней мере, тут что-то кроется. Есть ли другие новости?

– Боже мой, да. Я должна об этом сказать. Весь вчерашний день мистер Хофф не отвечал на свою корреспонденцию, он просто оставлял письма нетронутыми, вероятно, даже не читал, и старик Берч – вы знаете, это контролер корреспонденции с бородавкой на носу…

Она остановилась, потому что я неожиданно встал.

– Извини, – сказал я. – Я позабыл кое-что сделать, мне надо позвонить, я совсем забыл об этом.

– Я подожду здесь.

Я попросил ее не беспокоиться: диктовка мне сегодня больше не понадобится. Я вышел, прошел через проход к телефонной будке и набрал номер Вульфа. Ответил Фриц который переключил меня на шефа.

– Вы сказали, – начал я, – что желаете получить их как только они поджарятся на гриле. Можете забрать этот мусор, а то, боюсь, вы начнете голодать, поскольку многие часы ничего не было. Сегодня утром Пайн попросил секретаршу позвонить мисс Ливси и передать ей, чтобы она зашла к нему – к Пайну, а та отказалась. Тогда Пайн позвонил ей сам и попросил прийти к нему, но она снова отказалась. Это все. Она явно расстроена и не принимает приглашений, от кого бы они ни исходили. Странная вещь: она утверждает, что вынуждена работать и что ей нравится работать здесь, во всяком случае нравилось.

– Ты ее видел? Разговаривал с ней?

– Нет. Если бы я говорил с ней, вы бы уже знали об этом.

Молчание. Оно длилось минуту, другую, третью, пока я не спросил:

– Алло, вы еще слушаете?

– Да. Как тебе удалось это узнать?

– Это информация одной из моих подружек, Гуинн Феррис, которая проведала все от телефонистки. Придумать этого нельзя. Я бы сам заплатил за такую информацию.

– Откуда ты говоришь?

– Из автомата.

– Хорошо. Теперь выслушай мои инструкции.

Он дал мне инструкции. Нетрудно было догадаться, что у него на уме, и, поскольку то, что мне предстояло еще три-четыре раза соврать, не делало мое задание более рискованным, чем оно уже было, я не стал ему возражать. Задание было довольно трудным, с возможными осложнениями, и я попросил Вульфа повторить его, чтобы убедиться, что все правильно понял.

Выйдя из кабинки автомата и размышляя о том, что одно из осложнений я уже испытываю, я направился к себе в комнату за пальто и шляпой. После этого я прошел через зал к комнате Эстер. Ее дверь была закрыта. Я вошел, закрыл за собой дверь и уселся на стул, положив шляпу и пальто на колени.

Эстер перестала стучать на машинке и посмотрела на меня. Она не была уже той женщиной, которую я встретил две недели назад. Тогда она была далеко, за тысячу миль. Теперь она была здесь, со мной, вся целиком. Я для нее, безусловно, что-то значил, и она пыталась понять по моему лицу, что означал для нее мой визит. Она не спрашивала, чего я хотел. Она вообще ни о чем не спрашивала.