Вольфрам Флейшгауэр - Пурпурная линия

Дружеское предложение говорило о том, что наш разговор можно считать оконченным. Я сердечно поблагодарил историка за время, которым он пожертвовал ради меня, но Катценмайер ответил, что ему доставило удовольствие общение с заинтересованным слушателем, и если у меня возникнут новые вопросы, то я всегда могу обратиться к нему. Но сейчас, к сожалению, он должен заняться делами.

— Здесь список литературы. У вас есть аккредитация в Национальную библиотеку?

Я удивленно посмотрел на него.

— Аккредитация?

— Вы слишком долго прожили в Америке, дорогой коллега. Без рекомендательного письма вы вряд ли туда попадете. Но подождите, я сейчас скажу секретарю, чтобы она составила для вас такое письмо.

Я хотел было с благодарностью отказаться, но Катценмайер уже снял телефонную трубку и отмахнулся от моей оживленной мимики решительным жестом.

— Фрау Галиан? Катценмайер. У вас есть еще бланки для посещения Национальной библиотеки в Париже?.. Да, на французском.

Он прикрыл трубку рукой.

— Это займет пять минут, но избавит вас от бесконечных объяснений с администрацией библиотеки… Да, для господина Михелиса. Я сейчас пришлю его к вам.

Мы вышли из кабинета и пошли по светлому коридору. На лестничной площадке он показал мне дорогу к секретарю и на прощание протянул руку.

— Вы действительно мне очень помогли.

— Ах, умоляю вас. Мы же коллеги.

— В вашей книге упомянуто еще одно имя. Некий Болль.

— Да, — сказал Катценмайер с некоторым раздражением, вызванным, как мне сначала показалось, моими нескончаемыми вопросами. Однако, как выяснилось, скривился историк от имени автора. — Там вы найдете и его. Это весьма запутанные рассуждения о теории отравления и возможных пробелах в тайной переписке. Я сам не понимаю, зачем цитировал его. Но такова наука. Каждое снесенное яйцо должно быть непременно высижено. Даже если это яйцо кукушки.

С этими словами он спустился по лестнице и исчез.

Ночной поезд прибыл в Париж ранним утром. На улице Рамо, недалеко от Национальной библиотеки, я снял номер в отеле и вскоре уже стоял перед мощным порталом, который в вышине, словно могучая крепостная стена, прикрывал здание библиотеки. Я пришел почти за два часа до открытия и направился к югу по улице Ришелье в поисках кафе. Париж просыпался. Из дверей булочных, словно запах деревенских духов, доносился аромат свежевыпеченного хлеба. Мимо с треском проезжали музейного вида автомобили со стопками газет или хлебом, сложенным в светло-коричневые пирамидки. Тротуары влажно поблескивали. Влага испарялась с камней под первыми солнечными лучами, пробивавшимися из-за крыш в узкие ущелья улиц, наполняя воздух средиземноморской прозрачностью.

Я нашел кафе на площади Пале-Рояль и насладился последними моментами перед пробуждением Парижа. В нескольких десятках шагов от меня высился мощный северный фасад Лувра, и где-то за ним висели картины с изображением двух сестер в ванне. До десяти часов я успел просмотреть свои записи, сделанные после разговора с Катценмайером. Рекомендательное письмо, составленное на витиеватом французском языке и украшенное штампом Базельского университета, я достал как дипломатическую верительную грамоту, но только немного позднее, когда я пересек внутренний двор библиотеки и вошел в стеклянную дверь главного корпуса, я понял, что значило это рекомендательное письмо. Мне дали laissez-passer [16], на котором был напечатан номер места. Во всем предприятии чувствовалось что-то запретное. Я прошел в зал каталогов, заполнил требование и направился на отведенное мне место. В читальном зале царила тишина монашеского скриптория. Время от времени по залу к определенному месту проходил служитель библиотеки с толстыми, переплетенными в кожу фолиантами и оставлял их на столе. Каждое рабочее место было оборудовано настольными лампами с зелеными стеклянными колпаками. Дерево столов казалось многовековым. Здесь сидели, склонившись над книгами, поколения ученых и писателей, старавшихся найти ответы на мучившие их вопросы.

В ожидании книг я снова погрузился в свои записи и вздрогнул, когда кто-то похлопал меня, по плечу. Какой-то молодой человек положил на мой стол три книги, указал место на требовании, где мне следовало расписаться, и под конец тихим голосом сказал, что один из заказанных мною томов ждет меня в отделе редких книг. Я поблагодарил, взял требование и прочел название заказанной мной редкости. Абель Дежарден: «Négociations diplomatiques de la France avec la Toscane».