Оливер Пёцш - Крепость королей. Расплата

Господи, неужели опять?! Только бы в этот раз подоспеть!

Теперь Матис пожалел, что не стал дожидаться Мельхиора. Оставалось только надеяться, что менестрель двинулся следом. Он бежал все быстрее, то и дело спотыкался в темноте, снова поднимался и бежал дальше, пока не увидел в свете луны два сгорбленных силуэта. Среди деревьев перед ними кто-то отбивался и вырывался, точно загнанный зверь.

Это была Агнес.

— Агнес, Агнес! — словно вне себя закричал Матис.

Он не раздумывая бросился вперед и обрушился на обидчиков. Один из них, тучный крестьянин в рваном камзоле, повалился на землю.

— Какого черта… — проворчал он, однако юноша уже врезал ему кулаком по лицу. Всхлипывая и истекая кровью, крестьянин остался лежать.

Матис между тем схватил с земли палку и с ревом бросился на второго. Тот поколебался мгновение, а потом развернулся и скрылся во мраке среди деревьев.

Тяжело дыша, Матис подошел к Агнес. Она забилась в ямку и закрыла лицо руками. Когда он коснулся ее, она вздрогнула, будто ее хлестнули плетью.

— Агнес, это я, — прошептал Матис. — Все хорошо. В этот раз я подоспел. Теперь…

За спиной послышался шорох. Не успел Матис развернуться, как что-то тяжелое ударило его по затылку. Перед глазами вспыхнули тысячи звезд. Он как подкошенный рухнул на землю. Последнее, что он увидел, это подскочивший к нему темный силуэт.

— Отправляйся в ад, предатель, — прошипел голос.

Потом кожаный башмак ударил ему в лицо.

Граф Фридрих фон Шарфенек сидел за столом над жирным кабаньим окороком и прислушивался к песням ландскнехтов снаружи. Он любил их кровожадные песни о вине, женщинах, убийствах и короткой, но полнокровной жизни. Их переполняла ненависть, сильнейшее из чувств, известных графу. Он водил ножом по волокнам мяса и упивался воспоминаниями о недавних событиях.

Его люди, словно всадники Апокалипсиса, обрушились на графства Лёвенштайн и Нойшарфенек. В каждой из деревень они сожгли половину домов и казнили по пять мужчин, выбранных жребием. Ландскнехты вытаптывали поля лошадьми и забирали в качестве повинности зерно и последних коров. Женщины и дети кричали, бросались перед ними на землю и просили сжалиться.

Но они не знали жалости.

Чувство абсолютной власти на время заглушило ненависть к Агнес. С каждым приказом, с каждым новым ударом Фридрих бил и собственного отца, который на протяжении всей его жизни напоминал, что он самый младший в длинной цепочке наследников. Что никто не возлагал на него надежд, мечтательного ребенка, выросшего без матери среди книг, в которых взрослые люди командовали большими сражениями.

Теперь у него собственное войско. Он далеко не герой, не король Артур, а разгневанный мститель. Это, по крайней мере, тоже неплохо.

Или даже лучше.

Фридрих задумчиво разреза́л мясо на куски, все мельче и мельче, пока не оставались одни лишь волокна. При этом он раздумывал, что сделает с крестьянами, когда захватит наконец Трифельс. Шарфенберг они еще вчера взяли с наскока. Крепость практически пустовала, и Фридрих был далеко не в восторге от состояния, в котором предстало перед ним дорогое убранство залов.

Теперь настал момент расплаты. Отец сдержал обещание и отдал ему на месяц пятьдесят солдат и орудия. Чтобы захватить Трифельс, времени более чем достаточно. После поисков сокровищ Фридрих знал каждый его уголок. Завтра на рассвете они начнут штурм. Разнесут из пушки наскоро починенные ворота, заберутся по лестницам на полуразрушенную восточную стену и учинят наконец над крестьянами расправу. Только этого Пастуха-Йокеля, их предводителя, Фридрих оставит на потом. За каждую секунду его позорного бегства из Шарфенберга горбун заплатит ему адской болью.

Фридрих наколол на вилку еще несколько волокнистых кусков, набил в рот и принялся перемалывать челюстями. Возможно, ему удастся даже оставить часть ландскнехтов в Трифельсе. Отсюда он мог бы рассылать по окрестностям карательные отряды, о которых крестьяне еще долго не забудут. И больше никогда не поднимутся против своих господ. Никогда…

— Простите, что помешал, ваша светлость.

Рассерженный, граф отвлекся от еды. У входа стоял один из его заместителей. Человек с бугристым шрамом поперек лица за последние недели выказал себя славным приспешником. Но теперь в его глазах читался испуг.

— Что такое? — резко спросил Фридрих.

— К вам посетитель, ваша светлость.

— Я не намеревался сегодня принимать посетителей. Разве что он от самого кайзера.