Николай Свечин - Удар в сердце (сборник)

– Ну, допустим, что да.

– Хм… Пришлось бы их сразу бить навылет.

– То есть?

– Ну, четверо – это много…

– Понимаю! Для меня и двое уже караул!

– …а когда много, то надо бить так, чтобы после первого удара больше не встал. Некогда цацкаться, когда их много.

– Так. И что получилось бы?

– Ну, скорее всего, они успели бы меня застрелить. А я бы обездвижил одного или двоих, причем капитально, с увечьем.

– Понятно. Говорят, в молодые годы вы справлялись и с четырьмя? – спросил Трусевич одновременно и с надеждой, и с недоверием.

– Один раз только, на Хитровке. «Волки Сухого оврага» завели меня в безлюдное место и хотели допросить. Пришлось поучить стервецов.

– А теперь что же? Вам ведь всего сорок девять лет! У нас в Чернигове был дворник, так он в пятьдесят гнул подковы!

– Подковы и я гну. Силы с годами меньше не стало. Вот быстрота начала слабеть, а в схватке это первое дело. И потом, есть разные ситуации. Когда просто драка, можно и семерых побить. Они же друг другу мешают! Прикрылся одним, как щитом, и не подпускаешь остальных. Вырубаешь по одному… А на смелого человека и не полезут. В той же тюрьме, если видят, что ты их не боишься, то обходят стороной. Вот нож – другое дело, там и одного противника может хватить!

На этом собеседники расстались. Лыков вынес наблюдение, что Трусевич за ним приглядывает. И человек он с понятием. Но историю про максималиста и он не поймет. Спросит: почему не задержал?

Был другой способ известить начальство о готовящемся покушении. У Лыкова на связи состояло двадцать негласных осведомителей. Люди относились к разным слоям столичного общества. Ориентированы они были на уголовные преступления, но иногда случайно узнавали и про политические. Можно написать, например, так. Агент сообщил про некоего эсера Степана Варешкина, который в своем кругу похвалялся убить Лыкова. Как царского сатрапа…

Кстати, о сатрапе. Варешкин легко может заручиться поддержкой своих товарищей-максималистов. Коллежский советник из Департамента полиции! Чем не сатрап? А на днях лично захватил одного из участников «экса» в Фонарном переулке. Казнить его! И тогда охотиться на сыщика будет целая армия боевиков, а не одиночка. Этого только не хватало…

Алексей Николаевич так и не решил, как ему поступить. Надо сделаться осторожнее, а там поглядим. На всякий случай вечером он вернулся домой другим путем, через Надеждинскую улицу. И возле подъезда тщательно огляделся. В кармане сыщик держал взведенный «веблей».

Утром его разбудил шум под окнами. Алексей Николаевич послал кухарку узнать, в чем дело. Нина Никитична принесла страшное известие. На выходе из дома только что застрелен сосед сыщика по подъезду статский советник МИДа Павлов. Ровесник Лыкова, он был чем-то похож на него: тот же рост, та же стриженая седая голова, короткие офицерские усы. В утренних сумерках легко и ошибиться. Степка! Подкараулил и шмальнул. И погиб еще один невинный человек… Черт, ну почему он тогда не убил его сразу?!

Ехать в департамент на извозчике сыщик постеснялся. Не бояться же ему всякой дряни? Но ощущения были не из приятных. Того и гляди пальнут в спину. Однажды, в 1903 году, он шел с Плеве пешком из здания МВД на Фонтанке в Зимний дворец. Вячеслав Константинович стал министром после того, как его предшественника Сипягина убили террористы. Теперь те же люди охотились на Плеве, и он это знал. И на выходе предложил Лыкову не сопровождать его, поскольку опасно! Но у Алексея Николаевича было срочное дело к министру, а другого времени тот найти не мог. Да и стыдным казалось проявить свою слабость. Двадцать минут они шли бок о бок, и Лыков успел изложить дело и получить устную резолюцию начальства. За это время спина у него взмокла… А ведь бывалый, и не такое видал! Вокруг шагало восемь охранников. Но 15 июля 1904 года они не уберегли Вячеслава Константиновича. Тот был разорван бомбой возле Варшавского вокзала.

Коллежский советник прибыл на службу с опозданием. Сразу запросил сводку происшествий и увидел в ней сообщение: на берегу Обводного канала, возле Семеновского плаца, обнаружен труп молодого мужчины. Убит двумя выстрелами в упор. Высокий, лет двадцати пяти, тип лица русский. На щеках оспины… В кармане пальто найдена записка со словами «Смерть правакатарам!».

Сыщик позвонил в приемную Филиппова, узнал, что тело убитого помещено в морг Казанской части, и поехал туда. Предчувствия не обманули его. Эсер-максималист по имени Василий (возможно, это кличка) был застрелен своими же. Степка опять нанес удар. Вероятно, он тоже наблюдал похороны городового, но осторожно, издали. И увидел разговор сыщика с рябым максималистом. Сам все решил, сам вынес приговор и исполнил его. А утром, как ни в чем не бывало, поджидал Лыкова у подъезда.