Антон Кротков - Загадка о тигрином следе

– Конечно! Я даже считаю это своим долгом, – ответил Луков, стараясь унять радостное волнение оттого, что его худшие ожидания не оправдались. – Ради светлой памяти Анри Николаевича надо завершить дело, за которое он отдал свою жизнь.

Тогда коренастый мужчина с открытым мужественным лицом, бритой головой и двумя орденами красного знамени на широкой выпуклой груди задал Лукову прямой вопрос:

– А вы могли бы возглавить группу?

Хотя от Лаптева Одиссей уже знал, что его прочат на освободившееся место начальника, он растерялся.

– Я?! Как вам сказать…

Вопрос члена ЦИК республики и заместителя республиканского наркома внутренних дел застал Одиссея врасплох. Он вдруг сообразил, что практически слово в слово повторяет то, что недавно говорил ему Гранит Лаптев:

– У меня нет необходимого опыта, да и характер не командирский.

И действительно многие из присутствующих в кабинете ответственных работников местных партийных и военных органов с сомнением разглядывали долговязого чудака с длинной тонкой шеей и копной кудрявых каштановых волос на крупной голове, на длинном носу которого немного набекрень сидели нелепые очки в черепашьей оправе. К тому же от волнения этот чудак начинал немного заикаться. Было заметно, что не все одобряют такой выбор лысого. Но главный человек тут похоже ничуть не сомневался в возможностях очкарика.

– И всё-таки не отказывайтесь, – басовито настаивал он. – Сами же сказали, что считаете завершение экспедиции своим долгом. Буду откровенен с вами: других кандидатур на должность начальника вашей группы группы у нас нет. Так что теперь важное правительственное задание ложится на ваши плечи. А опыт, что ж, это дело наживное! Как говориться, будете приобретать его в процессе! Верно товарищи?

Коренастый обвёл взглядом присутствующих в комнате соратников, и предложил высказаться тем, у кого есть, что добавить.

– Может, есть другие предложения?

Речь зашла о комиссаре Лаптеве. Но никто не поддержал его кандидатуру. Причём многие не скрывали своего резко враждебного отношения к этому человеку, называли его ловкачом, политическим коммивояжёром и попутчиком. Оказывается большевики не слишком доверяли Лаптеву потому что для них он был чужак – бывший левый эсер, переметнувшийся в их стан после поражения прошлогоднего московского мятежа левых эсеров. По этой же причине присутствующие на совещании левые эсеры, чьи однопартийцы входили в коалиционное правительство Туркестанской республики, считали перебежчика грязным предателем.

На всеобщее обозрение были выставлены факты, которые серьёзно компрометировали комиссара московской экспедиции. Были зачитаны письма рядовых партийцев и руководителей разного ранга, а также докладные из ЧКа и других органов, в которых заезжий комиссар представал в крайне неприглядном виде – кутилой, швыряющим налево и направо непонятно откуда взявшиеся у него шальные деньги, развратником и мошенником.

Из доносов явствовало, что у возомнившего себя непонятно кем юнца сложились напряжённые отношения с местной партийной организацией. Он настолько зарвался, что позволял себе морально терроризировать заслуженных партийцев. На собраниях, куда он изредка захаживал, чтобы выставить свою персону, Лаптев прерывал издевательскими репликами выступавших, нагло высмеивал их. Всячески демонстрировал, что он единственный здесь человек, разбирающийся в марксизме и настоящий большевик, а все остальные недоучки и «урюки». И это было самое лёгкое оскорбление, которое от него слышали местные товарищи. «Мерзавец», «подлец», «сволочь», «параша сраная», «белогвардейская морда», «агент» – были обычными в его лексиконе. Москвич мог замахнуться на седовласого собеседника, стукнуть кулаком по столу президиума, чем-нибудь зашвырнуть в непонравившегося ему человека. Не занимая никакого поста в местной партийно-военной иерархии, приезжий самозванец обожал разыгрывать из себя большого начальника. За малейшую провинность он грозил чем-то провинившимся перед ним людям арестом, исключением из партии. Сам являясь горьким пьяницей и бабником, Гранит обещал лишить партбилета и выгнать с работы всякого, кто не входил в избранный круг его новых знакомых любителей выпить и поволочиться за чужими жёнами.

Однажды Гранит явился в совершенно непотребном виде на торжественное собрание в здание бывшего реального училища, устроенного по случаю первого выпуска ташкентской школы красных командиров. И с ходу попытался влезть на трибуну, но свалился оттуда под общий хохот. На последовавшем после завершения официальной части банкете хулиган решил уединиться с женой члена военно-революционного штаба республики, обнимал её, лез целоваться. И всё это на глазах присутствующего здесь мужа совершенно обалдевшей от такого напора женщины! Лишь чудом хулиган не был бит.