Елена Руденко - Долгий летний праздник

Я замираю. Что скажешь в такой ситуации?

— Но я не верю, что это она! — продолжает Брион. — Сейчас портные и ювелиры частенько выпускают одинаковые вещи. Мое сердце чувствует, что моя девочка жива!

— Дай бог, чтоб это было так! — восклицаю я.

— Вечером сюда привезут ее тело. Мне стоит только убедиться, что это не Стефани, — твёрдо говорит он.

Бедный старый человек, тешит себя надеждой, что его дочь жива. Какой удар его ждет вечером, когда он узнает, что Стефани мертва. Но, возможно, он прав. Могла погибнуть другая девушка.

— Мне нужно принять лекарство, — вспоминает Брион. — Оно в том шкафчике, подайте, пожалуйста.

О Боже! Он побледнел и начал задыхаться. Я немедля открываю шкафчик и протягиваю Бриону небольшую склянку, на которую он указал.

— Спасибо, дитя, — благодарит меня старик.

Брион достает одну пилюлю и быстро глотает. Ему не становится легче, наоборот, ещё хуже. Он падает на пол. Я зову на помощь слуг. Вбегает секретарь. Он нагибается над телом мсье.

— Мсье Брион скончался, — печально сообщает он.

Я растерялась. Я хочу расспросить слуг о лекарстве, о докторе, который его прописал, о тех, кто недавно был у Бриона. Но язык меня не слушается. Я могу только пролепетать «до свидания» и уйти.

Выйдя на улицу я сталкиваюсь с Мадлен Ренар. Хм… взволнованный взгляд, красные круги вокруг глаз. Такой надменную красотку я еще не видела.

— Что с Робеспьером? — спрашивает она меня. — Он жив?

Я немного опешила от этого вопроса. Никак не ожидала, что эту женщину так сильно волнует судьба моего друга.

— Да, — отвечаю я. — Он жив–здоров.

Ренар радостно вскрикивает, но тут же берёт себя в руки.

— Ему повезло, — произносит она холодно.

Ага! Она волнуется за Макса! Это очевидно!

— Между прочим, петицию он отменил ради вас! — добавляю я с улыбкой. — Ждите его визита.

Мадлен что–то сердито бормочет и быстро уходит.

Меня зовут Элеонора Дюпле, мне 23 года. Я молодая привлекательная девушка. Мои манеры — образец для подражания. Я очень серьёзна и рассудительна. Больше всего на свете я не люблю шума, грубости и вульгарности!

Вчера у нас произошло важнейшее событие! Сам Робеспьер остановился у нас на ночь! Господи, как бы я хотела, чтобы он стал нашим квартирантом!

Максимильен! Как он красив! У него восхитительные голубые глаза. А его взгляд, пронизывающий точно стальной клинок! А приветливая улыбка его тонких губ!

А ещё он умён! Его речи верх ораторского искусства. Уверена, Великий Цезарь по сравнению с Неподкупным — ничто!

Ах, я полюбила Робеспьера давно! Тогда я увидела его на трибуне…

Хватит. Надо отнести гостю утренний кофе. Я беру поднос и быстро поднимаюсь по лестнице.

Я несмело вхожу в комнату Неподкупного. Мои руки дрожат, я того гляди выроню поднос.

О-о! Робеспьер уже на ногах. Похоже, куда–то собирается. Как он элегантен и подтянут!

— Вы уже встали? — удивлённо произношу я. — А я вам кофе принесла.

Мои щёки краснеют.

— Благодарю, — вежливо отвечает Робеспьер. — Не стоило так утруждать себя…

На его лице мелькает обаятельная улыбка, которая так очаровывает меня.

— Ох, пустяки, — смущаюсь я.

Я ставлю поднос на стол. Замечаю кипу бумаг.

— Вы слишком переутомляетесь, — замечаю я, протягивая ему дымящуюся чашку. — Нельзя же так. Вам надо отдохнуть. Лучше бы вам никуда не ходить сегодня.

— Увы, мадемуазель, я не могу, — с той же милой улыбкой отвечает Неподкупный. — Я должен идти на заседание.

— Не позавтракав? — ужасаюсь я. — Вам обязательно нужно позавтракать, чтобы восстановить силы! Голодным я вас не выпущу.

После некоторых попыток отказаться он всё же сдаётся.

Я хочу принести Робеспьеру завтрак в комнату, но он настаивает на том, чтобы спуститься в столовую.

Весь завтрак я стараюсь держать себя в руках. Неприлично пристально рассматривать людей, особенно за трапезой. Но Максимильен! Как изящно он ест!

Завтрак окончён. Робеспьер, вежливо простившись, уходит.

Мои сёстры — Елизавета и Виктория — начинают судачить о нем. Девушкам тоже очень понравился Максимильен, и они надеются, что он к нам переселится.

— Он очарователен! — восклицает Виктория.

Она слишком легкомысленна.

— И в убийствах разбирается! — добавляет Бабетта.

Мне от этой болтовни становится неуютно.

— Меня беспокоит самочувствие нашего гостя, — замечаю я. — Морис, чья комната смежная, говорил мне, что мсье Робеспьер плохо спал, стонал.

— Странно, — пожимает плечами Виктория. — За завтраком он выглядел таким подтянутым, а вовсе не заспанным.