Ольга Михайлова - Быть подлецом

Донован боялся, что его начнут расспрашивать о его родстве с епископом, а он всерьёз опасался запутаться, к тому же вспомнил, что забыл спросить у Корнтуэйта фамилию его сестры. Но миссис Бреннан, и вправду осведомившись о его происхождении, узнав, что он младший сын баронета, больше никаких вопросов не задала.

Сам Чарльз, приглядываясь к сидящим за столом, ни в ком не заметил явной вражды, но он знал, что находится среди людей, умеющих скрывать свои чувства, и многого не ждал. Однако ощущал в воздухе что-то тяжёлое, словно наэлектризованное, напоминавшее молчание древесных крон перед первым порывом ветра, предвещавшим грозу. Казалось, в заколдованный круг вовлечены почти все сидящие за столом.

Тем временем мистер Джозеф Бреннан обсуждал с племянником мартовскую компанию у Камбулы, хвалил лорда Челмсфорда и обрушился с руганью на Дизраэли, которого Райан лениво защищал. Выяснилось, что в семье всё тори, но мистер Джозеф, уж Бог весть почему, питал к Бенджамину Дизраэли, лорду Биконсфилду, непреодолимую антипатию.

— «Ничего не делать и побольше «урвать» — таков наш идеал от мальчишки до государственного мужа», считает этот мерзавец. Он просто порочит империю, — злился Джозеф, — это инородец полагает, что если в нём самом — нет ничего, кроме жадности, то и на всем свете не существует ни истинного патриотизма, ни трудолюбия, ни благородства. И кто позволил этому наглому потомку еврейских банкиров высказываться о Великобритании?

— Дизраэли пришлось завоевывать себе положение, а люди, которые должны его добиваться, вынуждены говорить и делать такие вещи, которые нет необходимости говорить или делать тем, кому такое положение уже есть, — лениво ответил Райан. — Общественное мнение сегодня на его стороне.

— То, что называют общественным мнением, скорее заслуживает имя всеобщей глупости, — пробурчал дядюшка Джозеф.

Чарльз заметил, что Райан — единственный за столом, кто был искренен и весел, на лице же его брата нервно перекошенные губы застыли в улыбке, мистер Эдвард Хэдфилд тоже улыбался одними губами, глаза же его, как подметил Донован, были напряжены и тускло блестели. Что до мистера Ревелла, он вообще за всё время ужина не произнёс ни слова. Девицы же Ревелл порой тихо переговаривались, но в общем разговоре тоже не участвовали.

Вечером было условлено, что на следующий день позировать Доновану будет мистер Патрик Бреннан, и тот, услышав это, кивнул.

Вечером у себя Донован рисовал Райана Бреннана — таким, каким запомнил при выходе из кабинета с сестрой, потом — стоящим у его мольберта, и, наконец, за семейным ужином. Ему хотелось запечатлеть это лицо во всевозможных ракурсах, при разном освещении, которое подлинно меняло его, то одухотворяя, то ожесточая, то смягчая черты. Чарльз отметил, что Райан Бреннан совершенно вытеснил из его памяти Мартина, точнее, заместил его, ожил.

При этом художник пожалел, что Патрик согласился позировать ему, но, с другой стороны, он вспомнил, что Корнтуэйт просил его не заполнять альбомы эскизами, а узнать о творящемся в доме. Между тем от мистера Патрика Бреннана действительно можно почерпнуть куда больше, нежели от мисс Элизабет: несдержанный и нервный, он мог рассказать многое. И потому Донован постарался прийти на сеанс пораньше.

Предусмотрительность окупила себя: едва войдя в дом и пройдя на второй этаж по боковой лестнице, он услышал разговор и сразу узнал голоса Райана и Патрика. Братья, кажется, ссорились, по крайней мере, Патрик почти кричал.

— Я всё равно получу их, запомни, есть и закон, у тебя нет права отказать мне!

Райан стоял, засунув руки в карманы брюк и покачиваясь с носков на пятки. Ответил он неожиданно тихо и размеренно, в голосе его проступила утомлённость.

— Выслушай, Бога ради, и не кричи, Патрик. Почему ты всё время орёшь? — удивился Райан словно про себя, — я вовсе не отказываю тебе, малыш. Если бы вы с Мартином обратились ко мне сразу после смерти Уильяма — вопросов бы не было. Если бы после похорон Мартина ты сразу подошёл ко мне, — всё тоже было бы просто. Содержание, причитающееся младшим братьям, неотчуждаемо от общего капитала, но проценты с него принадлежат вам, я не спорю. Сегодня, когда Уильяма и Мартина нет, ты мог бы получать в дополнение к своей — и их долю. Но ты молчал и я… — на лице его проступило досадливое сожаление, — я предложил нашим кузинам некое вспомоществование. У девочек ведь ничего нет. Я говорил с Кетти и Летти. Сказал, что выделю им эти деньги на приданое, — на лице Райана легла печать озабоченности. — Но я не обещал… Или обещал? — Он был в нерешительности, — но думаю, ты прав. В конце концов, родной брат ближе кузенов. Я извинюсь перед девочками и объясню ситуацию.