– Ремесленная община, – угрюмо ответил Иллута и продолжал. – А купцы уверены, что им перемена власти ничем не грозит. Говорят: «Нам-то что? От нашего посредничества римляне не избавятся, сами торговать не станут».
Саллай нахмурил брови:
– Стало быть, особого патриотизма не наблюдается?
– Не наблюдается. Хотя, конечно, простолюдины не прочь подраться, им терять нечего. Но ведь они не слишком хорошие воины, и не они решают исход сражений.
– Ну что ж, всегда лучше знать правду, – советник набатейского царя тяжело вздохнул, затем гордо выпрямился. – Как бы то ни было, Раббэль не подчинится Риму, и Набатея не станет очередной «добычей римского народа», как они изволят выражаться. Наш государь твердо намерен бороться до конца.
רֶקֶם
– В древнекитайских источниках Ли-Кан, он же Рекем, – так в древности называли Петру – упоминается как один из конечных пунктов Великого шелкового пути из Китая, в то время называвшегося Серика – страна шелка, на Ближний Восток, где сходились морские и сухопутные пути из Южной Аравии.
– Столица набатеев действительно была очень важным перевалочным пунктом в торговле пряностями и благовониями из Южной Аравии и Индии, – уточнил заявление Маркова глава экспедиции. – В Южную Аравию из Набатеи вел старинный караванный тракт через оазисы ал-Ула, Йатриб и Мекку. Морская дорога из Индии шла вдоль аравийского побережья Красного моря в порт Эйлат, а позже и в Ампелону, отвоеванную у египтян, которую набатеи назвали Левке-Коме. Здесь товары перегружались на верблюдов и перевозились в Петру, а оттуда – в Газу или Риноколуру и снова морем, теперь уже Средиземным, доставлялись в страны западного мира.
– Между прочим, если верить «Периплу Эритрейского моря», в Петре набатеи держали гарнизон и брали с купцов неплохую пошлину – в размере одной четверти товара, – вновь перехватил инициативу Игорь. – Правда, последний царь Набатеи Раббэль II перенес столицу в Бостру.
– Да-да, я читал об этом, – заинтересованно откликнулся Лыков, – но из литературы, которую мне довелось держать в руках, трудно понять, зачем он это сделал. А вы как думаете? – обратился он к руководителю экспедиции.
Тот поправил очки в черной массивной оправе:
– Сложный вопрос. Некоторые исследователи считают, что таким образом Раббэль пытался избавиться от излишней опеки своих же демократических органов власти.
– То есть?
– Ну там отчетов перед народным собранием, периодического устройства совещаний-пиршеств, где ему приходилось выслушивать нелицеприятные речи от старейшин. По мнению других ученых, перенос столицы на север вызван экономическими причинами. Парфяне жаждали захватить посредничество на Великом шелковом пути в свои руки и старались не допускать прямых контактов китайских купцов с римской Сирией, поэтому все больше караванов в Дамаск шло через Бостру. Набатеи при этом выступали проводниками, так как к Бостре путь шел через Аравийскую пустыню, а набатеи имели многовековой опыт по переводу верблюжьих караванов через безводные территории. Обосновавшись в Бостре, Раббэль II прочно брал в свои руки контроль над этим торговым путем, который становился все более важным, я бы сказал, стратегическим.
– Да… – задумчиво протянул Лыков, – действительно, весьма веский довод.
– Вот именно, – кивнул археолог. – Но лично я думаю, что последний царь Набатеи преследовал не только экономическую цель – получить больше выгоды, но и политическую – он пытался, закрепившись на путях, ведущих через Заиорданье в Сирию, сохранить независимость государства от Рима, хотя бы относительную – как сателлита, союзника…
Марков скептически хмыкнул:
– И это во время правления Траяна, который признан самым успешным завоевателем среди римских императоров? Раббэль II, очевидно, был безумцем, если надеялся, что Набатея сможет избежать судьбы соседних государств, которые к этому времени – началу второго века – уже поголовно стали римскими провинциями.
Профессор снисходительно усмехнулся:
– Да ведь он не читал учебников, в которых написано, что при Траяне, получившем титул optimus princeps – наилучший император, Римская империя максимально расширила свои границы и пережила период наивысшего расцвета. Набатейский царь просто боролся за свободу своей страны всеми доступными ему средствами.
– Что заслуживает всяческого уважения, – тихо проговорил Лыков, задумчиво глядя в окно автомобиля на проносящиеся мимо удивительной красоты ландшафты. Джип то и дело нырял с высоких плато в живописные долины. Мягкие очертания красновато-песочных холмов и обширные равнины с пасущимися белорунными овечками настраивали на мирный лад, навевая мысли о библейских временах. Они уже второй час двигались на юг Иордании по Королевскому хайвею, возраст которого, о чем не преминул сообщить Сергею приятель, превышал пять тысяч лет.
Читать дальше