Сергей Моронов - Новый 1937

– Да, я прямо и не знаю, что сказать, – растерялся Василий, хотя сердце его забилось часто-часто – детская, почти забытая мечта, начала сбываться.

– Ну, что ты, заладил «не знаю, что сказать». А вот, как про тебя говорят – чистый следователь, на персональных разборах, лучше тебя никто виновных не опрашивает, в корень, говорят, зришь, или врут?

– Наверное, им видней, я просто до истины хочу всегда докопаться, выяснить, как мог наш советский гражданин встать на скользкую дорожку. Тут, да, спорить не буду, есть у меня такая черта.

– Вот, видишь, значит и вправду нужно тебе профессию менять. Значит решено. Идешь работать в УГРО по комсомольской путёвке.

– Так точно, товарищ Егор, иду!

– Ну, вот и отлично, давай, решай все дела, закругляйся, недели тебе хватит? Нет, ладно, две недели тебе сроку и пятого апреля, в понедельник выходи на стажировку в УГРО.

***

Жёлто-зелёная субстанция поглотила кабинет первого секретаря, а когда рассеялась, картинка была уже другой.

***

5 апреля 1937 года стало незабываемым и поистине важнейшим днём. Василий Одинцов находился в кабинете начальника РО НКВД старшего майора милиции Сергеева. Ефим Степанович только, что поздравил Василия с началом работы в уголовном розыске, пожал руку и произнёс напутственную речь.

– Ты, Одинцов, пришёл работать не просто в милицию, ты попал на передовую, на передний край. Уголовный розыск – это лучший из лучших отрядов нашей Советской милиции, призванный беспощадно бороться с врагами нашей Советской власти. Да, воры, бандиты, убийцы и прочее жульё, это враги! Совершая свои подлые преступления, они не только бьют по нашим советским гражданам, они бьют по нашему рабоче-крестьянскому строю, они вселяют неверие и страх в сердца людей. Как же так, – рассуждают наши граждане, почему нас обворовывают, почему лишают честным трудом заработанной копейки. Куда же смотрит Советская власть? Почему она нас не защищает? – вопрошал Сергеев.

– И некоторые слабые люди, обыватели, начинают всерьёз думать о беззубости нашей Советской власти, о нерешительности Партии, о том, что не той дорогой мы идём. Понимаешь о чём я, Одинцов? Вот так это происходит. Любой, оставшийся безнаказанным жулик, наносит непоправимый ущерб репутации и милиции, и Партии, и Советскому строю. Отсюда следует, что всякое преступление, каким-бы оно ни было, должно быть раскрыто, преступник найден и отдан под суд. А уже наш справедливый народный суд разберётся и воздаст должное любому врагу. Только так и никак иначе! И ещё, Одинцов, работая на переднем крае борьбы с преступностью, ты будешь постоянно сталкиваться с людьми, с нашими советскими людьми, – Сергеев поднял указательный палец вверх и выдержал многозначительную паузу.

– Всякое может быть, по-разному судьбы складываются, бывает и ошибки случаются. Но запомни раз и навсегда – никогда, не забывай, что ты неотъемлемая часть этих людей, сын трудового народа, которому даны ни с чем несравнимые права и власть. Нельзя быть равнодушным к судьбам людей, и если ты столкнёшься с несправедливостью, ты должен, не взирая ни на что, ни на какие обстоятельства, восстановить эту нарушенную, кем бы ни было, справедливость. Понял? В лепёшку разбиться, но честное имя советского гражданина, ты просто обязан защитить…

***

Туман втянул меня обратно и я, вновь, плавал в вибрирующем потоке. Снова появилась жёлто-зелёная лужа, втянула меня в себя, а когда развеялась, то я оказался дома, перед телевизором:

– …денемся, – ответил Шамангалиеву Шилов

Сериал продолжался с той самой секунды.

***

С последнего путешествия прошло больше месяца. Я уже стал беспокоиться, что всё закончилось, но нет. Как-то сидя в офисе, задумался и, неожиданно, оказался висящим в серой пустоте. Появившаяся «лужа» втянула меня и…

Пронзительный звон будильника ворвался в жёлто-зелёную пелену, разметал непроницаемые клочья тумана по стенам, потолку, предметам неприхотливого домашнего обихода.

Я обнаружил себя в Матвее Фадеевиче, которого пронзительный механический враг вырвал из лап Морфея и с силой зашвырнул в убийственно отвратительное утро. Голова Синцова напоминала тяжёлый чугунный колокол, по которому, что есть силы, молотили какие-то черти, вызывая приступы боли и тошноты. Матвей Фадеич сидел на кровати и пытался вернуться в реальность, понять, в конце концов, кто он и, что он делает в этом аду, где каждое движение приносит боль.