Барталомей Соло - Драма 11

– Верно, верно, – снова вставила Валентина. – Так прямо и сказал. Тут мы уже серьезно насторожились. Правда страшно стало. Тут ведь полно психов вокруг – недалеко исправительное учреждение, мало ли что ему в голову взбредет. Нож возьмет да ночью прирежет всех.

– Когда угрозы эти начали сыпаться каждый день, – продолжил Борис, – мы заявление подали в милицию, собрали вещи да и уехали в Свердловск обратно от греха подальше. Решили там пожить, пока все не уляжется, уж больно запугал нас Алексей этот. А потом его посадили в тюрьму, мы прижились даже как-то в Свердловске, Максимка в школу пошел, так мы и остались там – намотались туда-сюда ездить. Больше с бумагами возни. Да и уж больно нехорошие воспоминания о деревенской жизни остались.

– Какую цель преследовал Матвей? – задал вопрос капитан. – Зачем он настаивал на вашем отъезде?

– Сами не понимаем, – развел руками Борис. – Сначала мы думали, что он просто больной. Но вроде бы по внешним признакам не скажешь – выглядел прилично, опрятно, речь была связной, взгляд чистый. Потом уже додумали до того, что он на дом наш как-то претендует, может, махинации какие-то с бумагами делал. Не знаю… Он постоянно говорил, что Максиму грозит опасность. Говорил, что если не уедем, лишимся сына. Кажется, так. Все время про Максима спрашивал, даже из тюрьмы интересовался, как там сын наш поживает. Жуть какая-то… Сидим себе, никого не трогаем, а тут письмо приходит из мест не столь отдаленных. А там он – расспрашивает, что и как… Будто мы, блин, с ним лучшими друзьями были.

– Он не говорил, каким образом вы должны лишиться своего сына?

– Нет, все время какими-то намеками, загадками говорил, как будто боялся чего лишнего сказать. Постоянно твердил, мол, берегите чадо ваше. Берегите Максимку, подумайте, что если ему недолго жить осталось. Больной, это уж точно. И постоянно какими-то витиеватыми фразами, какими-то, блин, аллегориями. Как будто мы в романе каком-то.

– Это точно, – кивнула жена.

– У вашего Максима есть клеймо на запястье? – вклинился я в допрос.

Возникла недолгая пауза, вызванная то ли внезапным моим оживлением, то ли качеством интернет-соединения.

– Да нет никакого клейма, – покачала головой мать, поглядывая на меня с подозрением. – Ему тридцать шесть лет, ребятушки. У самого уже трое детей. Живет себе припеваючи, работает. Татуировки есть, мы не одобряем, конечно, но кто спрашивать-то будет? Двадцать первый век на дворе. Взрослый мальчик ведь. А клейма никакого не было никогда, упаси господь, – она перекрестилась.

– Это ваш сын? – я приставил к веб-камере свой смартфон, на котором виднелась фотография с доски Матвея. На ней был изображен мальчик с надписью «88» сверху и с подписями «ОБ» и «МР» снизу.

– Наш, – удивленно закивала мать и переглянулась с Борисом. – Это еще в детдомовскую пору, наверное, сделали. Откуда у вас эта фотография?

Я, конечно, не ответил.

– Узнаете еще кого-то здесь? – спохватился капитан и показал остальные фотографии. После продолжительно изучения супруги подтвердили, что никого, кроме Тани, о которой читали в новостных лентах, больше не узнали.

– Позвольте спросить, а что такого произошло, что вы нас выдернули через тридцать лет? – вдруг поинтересовалась Валентина.

– Обидчика вашего убили, – ответил Соловьев. – С особой жестокостью. Вот мы и расследуем дело.

– Боже ты мой! – воскликнула женщина и снова перекрестилась.

– У вас есть, что добавить к сказанному?

– Да чего уж тут добавить?

– Если вспомните, свяжитесь со мной, – кивнул Соловьев. – Спасибо за выделенное время, до свидания.

– До свидания! – в унисон пропела пара.

Связь разъединилась. Капитан откинулся на спинку стула и закурил.

– Все успел записать? – спросил он у Димы. Тот кивнул. – Что скажете? – посмотрел он на меня.

– Пару выводов сделал, – ответил я. – Во-первых, этот ваш дед Матвей не так прост, как все вокруг думали. Одни говорят, что он замкнутый, необщительный. Другие утверждают, что в друзья насильно напрашивался. То же самое и с Галиной, дочкой его. Слишком полярные описания, как будто о разных людях идет речь. Кто-то и вовсе знал Матвея под именем Алексей. Как такое возможно в маленькой деревне?

– Хрен его знает, – пожал плечами капитан. – До меня только сейчас дошло, что у него и документов никогда не было, а никто и не просил никогда документов этих. Заявление на утерю написал, сделали паспорт новый, он и его утерял. А больше и не восстанавливал. В тюрьме человек отсидел, а его имени настоящего, даты рождения да и вообще судьбы его никто толком и не знает. Вот говорят Афанасенковы, что он прилипал к ним, донимал, а я и представить себе не мог, что Матвей этот на такое способен. Нет, тут явно чертовщина какая-то происходит, ей-богу. Может, и правда два разных человека?