Антон Чиж - Лабиринт Просперо

Игнатьев, наблюдавшей за этой сценой, встал и постучал по столу, требуя себе внимания.

– Господа, конечно, все рады, что остались живы, но… – он взял многозначительную паузу, – …есть еще юридическая сторона момента. В завещании мистера Маверика, или если угодно – Кторова Петра Ивановича, было ясно указано: наследство получает выживший. Я могу принести документ. Следовательно, если все мы выжили, то наследство принадлежит нам на равных правах. Его надо поделить…

– Господин нотариус! – Ванзаров поднял руку. – Скажите, какое завещание имеет силу: оглашенное первым или вторым?

– Разумеется, последним…

– В таком случае вы забыли про пятый конверт, который запечатали своей печатью. Завещание там.

– Но где этот конверт?! – воскликнул Игнатьев, быть может, впервые в жизни.

Ванзаров обернулся.

– Это вы можете узнать у законной наследницы, которая вступила в совершеннолетие сегодня, госпоже… – он запнулся и продолжил, – …госпоже Верониной. Конверт только что ей вручен…

Он не стал дожидаться, что будет дальше. И так все было ясно. Подробности чужой зависти и чужого счастья его не интересовали. До них ему не было никакого дела.

На улице было холодно и чисто. Как на душе. Лебедев нагнал его сразу.

– Быстро и четко: что было в коробке, которую передали девице? – потребовал он, раздираемый когтями любопытства.

– Американские дорожные чеки, чеки Азово-Донского банка, брильянтовая заколка, перстень с алмазом и миллионы мистера Маверика, которые он передал своей дочери. Она теперь самая богатая невеста России.

– А вы что же? – не веря своим ушам, проговорил Аполлон Григорьевич.

– А я направляюсь в Петербург, – ответил Ванзаров. – Надо привести себя в должный вид перед балом, как-никак. Вы со мной или целебным воздухом подышете?

– Удивляюсь я вам… – только и смог сказать Лебедев.

Издалека долетел перезвон колокольчиков.

– Никак извозчик?

– Не удивлен, – сказал Ванзаров. – Вы же признанный маг нахождения извозчиков в любом месте и в любое время. Дар подтвержден экспериментально…

Аполлон Григорьевич принял лесть благосклонно.

В самом деле, из парка выехали сани. На облучке сидел извозчик, что привез Ванзарова сюда.

– Господа, до станции не желаете? Паровозы, значит, пустили… Возьму недорого ради праздника, что мы – не люди…

Господа желали. Вещей у них не было, прощаться было не с кем. Они уселись рядком и накрылись одним одеялом, как мальчишки в лесном походе. Извозчик гикнул, отдохнувшие кони шли споро.

На повороте Ванзаров оглянулся.

Марго выбежала из курзала и глядела ему вслед. Рядом с ней оказались заботливый Навлоцкий и доктор Могилевский, несший полушубок. Кажется, она что-то кричала, звала его. Ванзаров простился с ней мысленно. Было слишком тяжело что-то говорить. Он понимал, что сбежал как подлец. Это было не худшее из тех зол, из которых ему пришлось выбирать. Последний ход остался за ним.

– Ну, рассказывайте! – потребовал его нетерпеливый спутник. – Что тут на самом деле случилось?

– Простите, Аполлон Григорьевич, только не сейчас…

Ванзаров закрыл глаза, чтобы забыться в мягкой качке саней.

У него ничего не получилось.

Ваше превосходительство!

Имею честь доложить о результатах моих усилий. После проведенных розысков я установил непреложный факт: на самом деле всю преступную аферу провернул не месье Пуйрот, который оказался совершенно невинен, а непосредственно нотариус Игнатьев. Именно он замыслил хитрый план заманить и обмануть Джокера. Это ему удалось вполне.

Джокер был убит коварным образом, на меня была устроена беспримерная охота, из которой я вышел победителем. Это далось мне нелегко. Однако победа того стоила. Я точно и окончательно определил преступника. Оставалось только добиться от него признания и сдачи украденного.

Для этого я применил известную методику, когда рано утром спящего человека внезапно будят и предъявляют ему обвинения. Не имея сил со сна достойно сопротивляться, преступник обычно сознается в содеянном. Так и произошло. Когда еще не рассвело, я осторожно вскрыл дверь его номера и тщательно затворил ее за собой. После чего пробрался к постели преступника. Игнатьев спал одетый, готовый ко всему. Оружие его лежало на столе, дотянуться он не мог.

Выбрав удобную позу, я придавил его грудь и стал душить, тыча в лицо дулом и угрожая немедленно разделаться. Живым он мне не нужен, а пропавшую вещь я так или иначе найду, хоть переверну весь номер. Игнатьев даже не пытался оказать сопротивление. Так велик был его испуг. Он сознался, что злонамеренно погубил Джокера, чтобы захватить ценность. А все прочее было устроено его сообщниками, которые бежали этой ночью. Он же собирался смыться утром и никак не рассчитывал, что будет захвачен с поличным. Под дулом моего револьвера Игнатьев извлек украденное, что хранилось у него в простой картонной коробке, приделанной к днищу матраца. Пожалев старого мерзавца, я обещал не заявлять на него в полицию – при условии, что он навсегда покинет столицу. Игнатьев со слезами на глазах обещал сдержать слово.