Кристофер Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

Марк с готовностью скинул куртку и протянул ее мне. Рассмотрев пуговицы поближе, я увидел, что на каждой изображен воин, одной рукой сжимающий меч, а другой обнимающий женщину. За их спинами возвышался олень. Работа, надо признать, была весьма искусная.

– Я купил их на рынке Святого Мартина, совсем дешево, – пробормотал Марк. – Это ведь поддельный агат.

– Теперь я и сам это вижу. Но что означает этот рисунок? Ах да, конечно, верность. Ведь олень – символ верности. – Я вернул Марку куртку. – Меня удивляет эта новая мода на загадочные изображения, над которыми приходится ломать голову, – заметил я. – В жизни и так более чем достаточно загадок и тайн.

– Но, сэр, вы ведь и сами рисуете.

– Да, когда мне удается выбрать для этого время. Но в меру своих скромных способностей я пытаюсь изображать людей и природу просто, без всяких затей – так, как это делал мастер Гольбейн. По моему разумению, искусство должно разрешать загадки бытия, а не запутывать их еще больше.

– Но неужели даже в юности вам не хотелось украсить себя чем-нибудь вроде… этих пуговиц?

– Мода тогда была совсем другая. И признаюсь, несколько раз я уступал ее искушениям. – Тут на ум мне пришла цитата из Библии, и я произнес с легкой печалью в голосе: – «Когда я был ребенком, я рассуждал по-детски. Став взрослым мужем, я оставил детские рассуждения». Ладно, мне надо идти к себе, – прибавил я после недолгого молчания. – В кабинете меня ждут бумаги.

Несколько неуклюже я поднялся со своего стула, и Марк поспешил ко мне, чтобы помочь.

– Я прекрасно справлюсь сам, – раздраженно остановил я его.

Резкая боль, пронзившая спину, заставила меня поморщиться.

– Разбуди меня на рассвете, – распорядился я. – И скажи Джоан, чтобы приготовила сытный завтрак.

Взяв свечу, я поднялся по лестнице. Меня ожидали загадки куда более сложные, чем головоломные изображения на пуговицах.

На следующее утро мы с Марком, как и собирались, покинули дом на рассвете. Было второе ноября, День всех усопших. Проведя весь вечер за чтением бумаг, я так утомился, что крепко спал всю ночь и утром проснулся в неплохом настроении. Как ни странно, я ощущал, что душу мою охватило волнение. Некогда я был учеником монахов; впоследствии стал убежденным противником всего того, что они защищали. Ныне мне предстояло проникнуть в их тайны и вывести на свет их злодеяния.

За завтраком я торопил Марка, который все никак не мог окончательно проснуться. Наконец мы вышли на улицу. За ночь погода резко изменилась; холодный, пронзительный ветер, прилетевший с востока, подморозил грязные колеи на дороге. Закутавшись в подбитые мехом дорожные плащи, подняв капюшоны и натянув теплые перчатки, мы уселись на лошадей; порывы ветра, бившего нам прямо в лицо, заставляли слезиться глаза. На поясе у меня висел кинжал; до сей поры он выполнял исключительно роль украшения, однако сегодня утром я не преминул собственноручно наточить его на кухне. Марк, разумеется, был опоясан мечом; этот превосходный клинок из лондонской стали он приобрел на свои собственные сбережения, дабы посещать фехтовальные классы.

Переплетя руки в виде ступеньки, он помог мне взобраться на Канцлера, так как сесть в седло без посторонней помощи мне было затруднительно. Затем Марк вскочил на Красноногого, своего могучего чалого жеребца, и мы тронулись. К седлам лошадей были привязаны тяжелые дорожные сумки, где находились наши вещи и деловые бумаги. Марк все еще зевал, не в состоянии полностью стряхнуть с себя сон. Сбросив капюшон, он принялся причесывать свои всклокоченные волосы; впрочем, все его усилия были напрасны, потому что ветер тут же спутывал их вновь.

– Господи, до чего холодно, – жалобно протянул Марк.

– Ты слишком много времени провел в теплых конторах и превратился в настоящего неженку, – усмехнулся я. – Путешествие пойдет тебе на пользу. Надо, чтобы твоя жидкая кровь немного загустела.

– Того и гляди, скоро пойдет снег, да, сэр?

– Надеюсь, что нет. Это бы существенно нас задержало.

Проехав по улицам едва пробуждавшегося города, мы оказались на Лондонском мосту. Бросив взгляд вниз по течению реки, за устрашающую громаду Тауэра, я увидел огромный океанский корабль, стоявший на якоре у Собачьего острова; его тяжелый корпус и высокие мачты смутно вырисовывались на фоне свинцово-серой реки, сливавшейся с небом в точности такого же оттенка. Я указал на корабль Марку.

– Любопытно бы знать, откуда он прибыл, – заметил я.