Светлана Храмова - Колокольные дворяне

Увидел и полюбил.

Почти четырнадцатилетний Алексей играл с почти двенадцатилетней Лизой.

Мы не знаем, запомнил он ее или нет. В своем дневнике, если он сохранился, или – если то, что сохранилось и широко цитируется, имеет хоть какое-то касательство к текстам настоящих тетрадей, – он об этом не писал, но Алексей не относился к дневнику серьезно. Шалил, утром описывая только что начавшийся день и утром же заканчивая краткий отчет словами: «лег спать». Принято вести дневник, обожаемая мамá велит. Он и пишет, небрежно выполняя повинность, не придавая записям особенного значения. Часто ограничивается короткой фразой: «Все как всегда».

А Лиза его запомнила крепко. И до конца жизни рассказывала о том, как играла с царевичем в песочнице (Владимир подтвердил позже: вокруг пруда был щедро насыпан песок; набрали на берегу Иртыша и в мешках привезли). И про бритоголовых царевен говорила, она их называла просто: «стриженые девочки, царские дочки». Часто Елизавета Алексеевна возвращалась к этому рассказу, но всего два-три предложения произнесет – и скорбно подожмет губы, отвернется, погружаясь в воспоминания, или вовсе уйдет на кухню, едва сдерживая слезы. Слова обрывались внезапно. Длинно о царевиче из ее детства не говорила, но и вовсе молчать об этом – не могла.

В самом начале жизни встретила она принца. О сказочном принце каждая девчонка мечтает, вы скажете? Правильно. Но Лиза встретила настоящего принца, не сказочного.

Он уехал и больше никогда не вернулся.

Не потому, что забыл о ней. И не потому, что женился на равной себе, как принято у настоящих принцев.

А потому что его убили.

Но о любви к нему бабушка моя не рассказывала. Только о том, что играла в детстве с детьми русского Царя, когда всю Семью отправили в ссылку. Отец ее был священником, духовником Семьи в Тобольске. Так она говорила. И о драгоценностях, доверенных ее отцу и сохраненных им, – скупо рассказывала бабушка Лиза, но к теме этой возвращалась постоянно. Убеждала, что драгоценности носить не нужно, это пережиток прошлого. И себе противоречила, добавляя, что в детстве она забавлялась кольцами и браслетами. Как игрушки. После упоминания об игрушках из ее детства она надолго умолкала, лицо становилось суровым, каменело на глазах. Будто с изящными безделицами связаны какие-то страшные события и воспоминания о них доставляли ей боль. Впрочем, я тогда была маленькой девочкой, слушала как очередной бабушкин рассказ о прошлом, и особенно меня ничего не удивляло, потому что в детстве удивительно все.

Путешествие мое только начиналось, и это казалось вполне нормальным – играть с царскими драгоценностями в двенадцать лет. Позже меня значительно больше занимали обстоятельства моей собственной личной жизни, чем обрывки фраз Елизаветы Алексеевны, я не искала ответа на вопрос, зачем она об этом говорит, почему снова и снова поджаты губы, и молчок надолго: «Я устала» – произносила она и уходила в кухню. Или принималась вытирать пыль откуда-нибудь, маленькая тряпочка наготове, хотя квартира и без того казалась начищенной до блеска.

И только через много лет бабушкина история возникла в памяти. Это правда или нет? Почему она рассказывала так часто? И почему обходилась без подробностей, упоминала коротко: стриженые девочки и мальчик, красивый и задумчивый, с мечтательным взглядом, драгоценности царские у нас хранились.

– А когда это было, бабушка?

– Во время ссылки Царя в Тобольск. Отец мой священник, а когда Семью сослали в Сибирь – его назначили духовником Царской Семьи.

И опять без подробностей, и опять уходит в себя…

Бабушки не стало в то время, когда не до путешествий во времени и пространстве, работа с утра до вечера, либо пан либо пропал, в буквальном смысле. Я не пропала, выжила. Сейчас с удивлением выяснила, что те самые сотни книг на «царскую тему», о прочтении которых отчитываются все новые и новые исследователи, – написаны как раз в девяностые, основной корпус текстов тогда и возник. На почве всколыхнувшегося и всеобщего интереса: что же там все-таки на самом деле произошло? Открыли архивы, допустили к секретам всех, кто смог допуск раздобыть, на читателя обрушился вал литературы, книги писались в России и за рубежом, раскупались в России и за рубежом – на волне возникшего ажиотажа, девятый вал, сметающий с полок любые новые издания на всех заинтересовавшую тему: «а куда же все это делось?» Что приключилось такого, что все это – Царь и Царская Семья, несметные сокровища Российской империи, многочисленные Романовы, изысканные аристократы с обхождением и манерами, балы и охотничьи забавы, многовековое величие России – вдруг разом ухнуло в яму истории и – что самое ужасное и трудно пережить – пропало невозвратимо?