Протоколы, протоколы, протоколы. София Сецилиевна Левицкая, девятнадцати лет, рославльская мещанкак, иудейского вероисповедания, грамотная, проживает на Соборной улице в доме Подлуцкого. «Я продаю газеты на углу Блонье и Пушкинской улицы. 8 сентября закрыла киоск в семь часов вечера. Около восьми или даже в начале девятого, когда сдавала непроданную прессу в конторе «Посредник» там были оба брата Гуревичи. 9 сентября утром к киоску подошла незнакомая мне девушка, блондинка, хорошо одетая и спросила, нет ли в «Смоленском вестнике» сообщения о вчерашнем происшествии в городском саду. Я ответила, что есть. Барышня купила газету, и как бы невзначай произнесла «Говорят, что это Гудков стрелял»». Следователям пришлось отрабатывать и эту версию.
Епифаний Григорьевич Нестеровский, 55 лет, статский советник, преподаватель Смоленской Духовной семинарии, проживает на Большой Благовещенской улице в доме Волковой. «В 9 вечера 8 сентября мы с моим коллегой Фёдоровым Николаем Михайловиче сидели на скамье напротив Реального училища. Выстрелы были не громкие, и мы приняли их за детские хлопушки. Через некоторое время на аллее появился молодой человек в серой тужурке. Он очень быстро шёл по аллее, после свернул к решётке сада и побежал вдоль неё в сторону здания Городской Думы. Нет, молодой человек, я хоть и стар, но могу отличить серую тужурку от черного пиджака… Среднего роста, фигура вовсе не полная, простоволосый…»
20 сентября 1908 года Смоленский окружной суд удовлетворил прошение следователя по важнейшим делам Ефремова об объявлении Якова Цирлина в розыск. Во все полицейские управления империи разосланы ориентировки, приметы подозреваемого напечатаны в газетах. «Янкель (Яков) Лейбов Цирлин, 20 лет, монастырщинский мещанин. Блондин, выше среднего роста, цвет волос красноватый, лицо немного весноватое. Иногда носит синие выпуклые очки. Одет в чёрную двубортную ученическую тужурку, чёрные брюки, штиблеты со шнурками».
23 сентября из Орши доложили, что человек с приметами Цирлина замечен городовым на улицах города. Пристав 1-й части Смоленска командировал околоточного надзирателя Панкратия Васильевича Кузьмина, знавшего Якова в лицо, в Оршу для опознания. Но и тут пустышка.
« Телеграмма № 248 от 11 октября 1908 года. Смоленск, следователю по важнейшим делам Ефремову. 8 октября на станции Бологое задержан вооружённый револьвером молодой человек. Лет девятнадцати, выше среднего роста без усов и бороды. Одет в черный пиджачный костюм, подпоясан синим поясом, в чёрной круглой шапке с белым верхом. Решительно отказался назвать себя. Ротмистр Шамлевич». Что, не уж то Цирли? Однако задержанный оказался брюнетом с чёрными глазами. Позже выяснилось, что это житель Великого Новгорода, подозреваемый в революционной деятельности.
В феврале 1909 года всё тот же неугомонный околоточный Кузьмин доложил Ефремову, что Лейба Цирлин получает письма из Америки, а по околотку ходят слухи, что в Америку убежал Яшка. Следователь запрашивает в окружном суде разрешение на вскрытие всей корреспонденции приходящей на имя Лейбы Цирлина. И действительно письма из Соединённых Штатов имеют место быть. Вся беда в том, что они на еврейском. Для перевода писем окружным судом был привлечён общественный раввин Авраам Юдович Фридман. За перевод двух писем, пришедших на имя Лейбы Цирлина и задержанных по решению окружного суда в Смоленской почтово-телеграфной конторе, оный Фридман затребовал шесть рублей. Одно из писем оказалось от сестры Лейбы, проживающей нынче в Филадельфии, а вот другое гораздо интереснее. Письмо без подписи начиналось словами
«Здоровья вам дорогие мама и папа…»
Василий Николаевич уверился, что в ближайшее время Цирлина найти не удастся. 10 февраля наконец-то пришло сообщение из Смоленского губернского жандармского управления. Начальник управления генерал-майор Громыко сообщал, что Николай Воронков «…состоял членом в местной группе социалистов-революционеров, в которой также были зарегистрированы: Клавдий Пашин, Илья Пляшкевич, Яков Цирлин, Бенциан Гуревич и Николай Белавенцев. По неизвестным Управлению причинам, Воронков с августа прошлого 1908 года изменил своё отношение к группе и давал сообщения о намечавшихся в группе мероприятиях, хотя и не прерывал с группой партийной связи. На кануне 25 августа Воронков сообщил, что состоялось соглашение между поименованными сочленами устроить собрание на квартире Белавенцева 25 августа во главе с центровиком, прибывшим из Витебска, и ему, Воронкову, поручено охранять оное собрание с улицы. Часов в 9 вечера, Воронков оставив свой пост, дал знать в 1-ю полицейскую часть, где были собраны чины для ликвидации, что группа в сборе. Когда прибывший отряд оцепил дом, никого в квартире Белавенцева не оказалось, кроме Пашина и самого хозяина квартиры Николая Белавенцева. Очевидно входившие во двор проходили огородами на соседнюю улицу. Такой приём практикуется в организациях революционеров для проверки заподозренного в измене товарища, а потому отлучка Воронкова с поста и последовавший за тем обыск, убедили группу в измене Воронкова, что по уставу карается смертью».
Читать дальше