В этот тяжелый момент вы должны сплотить ваши ряды и дружным отпором раздавить гидру контрреволюции.
Больше спокойствия, смелый натиск – и все гады контрреволюции будут раздавлены нашими мозолистыми руками.
Преступная авантюра с.-р., белогвардейцев и всех других лжесоциалистов заставляет нас на преступные замыслы врага рабочего класса отвечать массовым террором. Карающая рука рабочего класса разрывает цепи рабства, и горе тем, кто встанет на пути рабочего класса, кто осмелится ставить рогатки социалистической революции.
…………………………………………………………………………………………….
Мы уполномочены рабочим классом и беднейшим крестьянством охранять все завоеванное Октябрьской революцией, и мы должны именем рабочего класса обязать всех граждан заявлять о случаях и попытках подготовки восстания и агитации против Советской власти.
Это обязанность всех граждан, и все должны ответить за свои поступки.
Заместитель председателя ПЕТЕРС «Известия ВЦИК» № 189 (453), 3 сентября 1918 г.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ СНК О КРАСНОМ ТЕРРОРЕ
5 сентября 1918 г.
Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью, что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обезопасить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях, что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.
Народный комиссар юстиции Д. Курский Народный комиссар по внутренним делам Г. Петровский Управляющий делами СНК Вл. Бонч-Бруевич
Закрытые заводы и черные проемы выбитых окон дворцов, полная экономическая разруха, голод и непрекращающаяся канонада артиллерийской стрельбы – фронт начинался за Сестрой-рекой, пустынные улицы, грабежи, насилия и повальная холера, от которой, казалось, не было спасения. Человеческая жизнь стоила меньше пуда картошки, которую привозили на рынок чухонцы и тут же меняли на «господскую» одежду: брюки и шубы, костюмы, пальто и платья. Ушлые люди – воры всех мастей, бандиты, гопники, да и просто вконец обнищавшие мужики, которым нечем было кормить своих детей, поджидали за ближайшим углом счастливого владельца только что приобретенной картошки и ударом кастета по голове освобождали его от дальнейших забот.
Страшной и небезопасной для жизни стала столица Российской империи в восемнадцатом году, когда правительство молодой республики Советов, не в силах остановить надвигающийся фронт на Петроград, в полном составе перекочевало в Москву, тем самым вернув исторически сложившейся столице государства Российского ее прежний статус. Что касается Петрограда, то его полновластным хозяином, с правом реквизировать, арестовывать, расстреливать и ссылать в концлагерь, что расположился на территории бывшей Чесменской богадельни, стал председатель Петросовета Григорий Евсеевич Зиновьев, о жадности которого, властолюбии и нечистоплотности ходили самые страшные слухи. Поговаривали также о том, что те из петросоветовцев, которые решались жаловаться на него Ленину, сразу же после возвращения из Москвы исчезали на фронтах гражданской войны как мобилизованные на борьбу с врагами революции. Ни для кого не было секретом, что Григорий Евсеевич является старым товарищем Ильича по подпольной работе, а ворон ворону, как известно, глаз не выколет. Оттого, видимо, и не было в Петрограде человека, который бы не боялся всесильного Хозяина.
Побаивался Зиновьева и старейшина дипломатического корпуса в России Эдуард Одье. Причем это ощущение подсознательного страха пришло вместе с дошедшим до него слухом о том, что председатель Петросовета пытается выяснить все тонкости того договора с Карлом Фаберже, по которому Швейцарская миссия переехала в дом, который принадлежал семье ювелира. Но это были всего лишь слухи, и Одье, дабы не лишиться сна и не превратиться в шизофреника от навязчивых мыслей, заставил себя не поверить «наговору» на вполне симпатичного и столь лояльного к Швейцарии человеку, каким был в его представлении Зиновьев. Тем более что стоивший баснословных денег дом на Большой Морской, в котором некогда размещались не только квартиры самого Карла и его сына Евгения, но также магазин ювелирных изделий и мастерские, не мог не радовать его душу. Кроме того, в доме был смонтирован один из лучших в России сейфов – бронированная комната-лифт, которую в минуты опасности поднимали до уровня второго этажа и держали ее под током. Именно в этом сейфе семья Фаберже хранила ценности более чем на семь миллионов золотых рублей, из которых три миллиона являлись уставным фондом товарищества, а в остальные миллионы оценивались вещи, которые принадлежали не только семье Фаберже, но и те, что были приняты магазином на хранение. Когда в Петрограде участились налеты на богатые дома, постоянные клиенты Фаберже, зная его порядочность, стали сдавать ему свои драгоценности на хранение.
Читать дальше