Людмила Шукшина - Русская правда

Приходил батюшка соборовать 23 23 Соборование – одно из таинств православной церкви, совершается над тяжело больным или умирающим , но князь, очнувшись, отказался, просил послать тайно и спешно за митрополитом Ионой 24 24 Митрополит Иоанн, возможно, первый русский митрополит на Руси в Киев. И лекарь, и знахарь уверяли, что успеет. До Киева рукой подать. Вскоре приехал в великой спешке митрополит, привёз Анастаса Корсунянина, княжьего духовника, стали готовиться к соборованию, князь тяжко вздохнул, глубокая морщина прорезала его лоб, ещё две, резко очерченные синеватой бледностью, опустились от крыльев носа к уголкам рта, он обвёл всех медленным взглядом, прося уйти, начиналась исповедь. Все вышли на широкий двор; несколько часов назад Владимир раздавал здесь приказы, выслушивал гридней, советовался с боярами. Двор словно вымер и затих, даже собаки не лаяли, тревога висела в воздухе ощутимо, как чёрная туча.

Боярин Борислав огляделся: княжий дворец каменный, в два жилья 25 25 В два этажа , с резным деревянным теремом наверху, стоит в центре двора; к нему примыкают хоромы бояр и челяди. Сени соединяют отдельные палаты в причудливую постройку, зато удобно зимой или ночью: не нужно добираться в темноте или по холоду до своего дома. Сзади дворца – избы простой челяди и холопов 26 26 Холоп – раб-должник или пленный , ещё далее амбары, ле́дники, погреба, медуши 27 27 Медуша – помещение для хранения мёда , за ними скотные и птичьи дворы, кузница… Чуть в стороне гридница, за ней пустые хоромы. В тех хоромах раньше жили наложницы князя с челядью до двух сотен, а ещё в Вышгороде до трёх и в Белгороде столько же. Ненасытен был в молодости, жаден до плотских утех. После крещения всех их отпустил. Весело жили, буйно… Борислав тогда был совсем юн, начинал в младшей дружине отроком, а вот уже в бояре вышел.

С князем был тогда воевода Добрыня, его дядя по матери, Малуше. Эх, Добрыня, Добрыня, знатный был богатырь, силы неимоверной. Да всё уходит в землю, и сильное, и слабое… Сколько он тогда с этими девами хлопот имел! То гридень в наложницу влюбится, то боярин… То понесёт какая от кого! А уж как их охраняли, как зеницу ока! Да где ты за ними углядишь! Две сотни девок молодых, а вокруг челяди сколько! И увидел он вдруг себя на этом дворе юным отроком, и словно проплыла перед ним нежная смуглая Салиха: тонкая, гибкая, чернобровая, губы алые, нежные, манящие, волосы длинные и густые, будто грива у вороного коня… Он вздрогнул, словно засаднила старая рана, спасибо Добрыне, жив тогда остался… Никому ничего не сказал старый воевода, тихо убрал Салиху в Вышгород… Как он тосковал тогда, только бы увидеть её! Тряхнул головой боярин, отгоняя воспоминания, и заторопился к дальним конюшням.

Пока шёл по двору, заметил, что солнце стало клониться к закату. Красные всполохи играли в облаках и отражались в воде, тихо покачиваясь от ветра и течения… «Словно кровь», – подумал вдруг он и заторопился: коротки летние ночи, а доживёт ли князь до утра, кто знает… За крайней конюшней в самом углу двора стояла небольшая изба, в ней жили слыхи 28 28 Слых – разведчик, шпион, соглядатай, агент . Сколько их было и как они выглядели, толком никто не знал и знать не стремился. Были это люди тайные, незаметные, еду им носили в избу, утром они уходили или уезжали куда-то, словно растворяясь в рассветной дымке, а когда и откуда возвращались?.. Никто не вникал, да и не хотелось… Меньше слышал, дольше жил… Ведал слыхами Сом. А нашёл того Сома нынешний боярин Борислав, тогда ещё княжий отрок из младшей дружины. После похода на Корсунь в 988 году 29 29 Даты даются далее по более позднему и привычному нам летоисчислению от Рождества Христова. Разница от Сотворения Мира в 5508 лет и взяли Бориса в старшую дружину.

Ехали они тогда по Таврии вдоль моря. Всё сокрушались, что столько воды, а ни на что не пригодна: ни тебе попить, ни еду сварить, ни огород полить… Вот приметил раз один воин, как что-то косматое и мелкое юркнуло в пещерку на середине обрыва. Волк, коза, собака? Ни на кого не похоже… Ну и послали Борислава проверить. Он часто потом рассказывал гридням и челяди, как лез по скалистому обрыву, как доставал из полутьмы пещеры какой-то дикий мохнатый визжащий и кусающийся клубок… Как спускался с ним, рискуя сломать шею (что уж греха таить, пришлось слегка врезать этому, чтобы чуть обмяк и не дёргался). Оказалось, мале́ц лет девяти, жутко грязный, тощий, завёрнутый в обрывок какой-то шкуры на голое тело, с огромной лохматой головой и большим ртом с редкими мелкими зубами. За это и прозвали его Сомом. Отмыли, переодели… Быстро накормить не смогли, так как ел мале́ц дня три без роздыху, запивая всё, что совали дружинники, то квасом, то водой, и непрерывно говорил на такой дикой смеси печенежского, греческого, хазарского и славянского языков, что даже бывалые гридни диву давались. Сом прижился в дружине, быстро освоился, вскоре стал незаменим. Переодетый в разную одежду и знающий все языки, он мог пройти, где угодно, и узнать всё, что нужно. Когда подрос, стал слыхом, а теперь всеми слыхами заведует. Служба нелёгкая, но и без неё нельзя. Предан и Владимиру, и Бориславу безмерно. Для него они и семья, и друзья, а княжьи хоромы – единственный его дом.