Борис Конофальский - Инквизитор. Раубриттер

Максимилиан спрыгнул с лошади подошёл к двери.

– Замок. Нет его дома.

Волков и так это понял, он сразу приметил крепкий, но ржавый замок на дверях. Нужно было уезжать, нога продолжала болеть. Собаки, почуяв отдых, развалились на земле. А Максимилиан пошёл вокруг дома. Волков ждал и уже думал, что выскажет юноше что-нибудь с раздражением, но тот вышел с другой стороны дома и сказал:

– А за домом ещё одна тропа, в кусты ведёт.

Бертье сразу поехал за дом монаха, псари пошли за ним, а Волкову страшно не хотелось туда ехать, он хотел слезть с лошади и посидеть хоть на камне, только чтобы выпрямить ногу.

Но не пришлось, уже вскоре прибежал один из псарей и сказал ему:

– Господин, ротмистр просит вас туда.

– Что там ещё? – Хмуро смотрел на него кавалер.

– Там кладбище, господин.

В двадцати шагах от лачуги монаха, за густыми и колючими кустами шиповника и вправду было кладбище. Маленькое, с самодельной и низкой оградой из камней. С деревянными крестами и простыми камнями на могилах.

– Двенадцать душ тут упокоено, – сказал Бертье.

Волков, наконец, слез с коня. Его чуть не перекосило от боли, пришлось даже замереть и постоять, пока боль не утихла. Потом он всё-таки пошел, тяжело припадая на левую ногу, зашёл на кладбище. Кресты из палок, могильные камни – просто камни с нацарапанными на них крестами. В углу у ограды старая деревянная лопата. На могилах никаких надписей, все могилы, коме одной, старые. Лишь на одной, той, что ближе всех к выходу, холмик не сравнялся с землёй. Волков подошёл к лопате, взял её, сел на ограду из камней, вытянул ногу и стал рассматривать лопату.

– Интересно, кого он тут хоронил? – Спросил Бертье.

– Бедолаг каких-то, – ответил ему один из псарей.

Ничего в лопате необычного не было, простая деревянная мужицкая лопата, старая только.

– Бродяг, что волки задрали. – Отвечал ему второй псарь.

Волков поднял лопату, указал её на самую свежую могилу и сказал:

– Мелковата могила для бродяги.

– Иди ты! – Восхитился один из псарей и тут же осёкся. Уж больно грубо отреагировал на слова кавалера. – То есть, и вправду могила-то махонькая.

– Да, – сказал Бертье, – так и есть, ребёнка там похоронил.

Максимилиан ничего не сказал, он пошарил по ближайшим кустам, но ничего не нашёл там, боль в ноге у кавалера улеглась, но не до конца, ехать было можно, он поставил лопату на место и сел на коня. Они поехали в Эшбахт. Ну, не ждать же монаха тут до ночи.

Приехал домой, еле слез с лошади, еле дошёл до лавки и сел за стол.

Не успела ещё служанка Мария ему на стол хлеб поставить, как прибежал мальчишка со двора, брат Марии, и сказал, что его посыльный спрашивает.

– Проси, – сказал Волков, думая, кого ещё принесло.

Он сидел, щипал хлеб, как вошёл молодец в хорошем платье цвета графа.

– От графа письмо господину Эшбахту. И письмо госпоже девице Фолькоф.

Волков жестом позвал его к себе, мол, я Эшбахт, давай сюда письмо. Тот сразу письмо ему вручил.

А тут и Брунхильда говорит:

– Я та госпожа, что ты ищешь, я девица Фолькоф. Давай письмо. От кого мне оно?

– От его сиятельства графа фон Малена, госпожа, – сказал официальным тоном гонец.

– Будешь ли ждать ответ? – Спросил Волков, а сам с удивлением поглядывал на Брунхильду, как та, раскрасневшись и волнуясь, ломает сургуч на бумаге.

– Ждать бумагу не велено, велено дождаться от вас слов.

Волков всё ещё поглядывая на красавицу, стал читать письмо от графа. Граф писал:

«Друг сердца моего, милый Эшбахт, к четвергу, как я вам и говорил ранее, у меня в поместье Млендорф, как и во многие годы прошлые, будет рыцарский турнир, а после ужины и балы, так два дня. На тех турнирах будут все господа графства нашего, и вас там быть прошу. И прошу вас быть там конно, людно, оружно. Со всем вашим копьём, со всеми вашими рыцарями, со всеми вашими послуживцами, с кашеварами, посошной ратью и с вашим обозом. При всём доспехе и при всём железе, при барабанах и трубах. Так как к турниру прибудет сам первый маршал Его Высочества фон Дерилинг со своими гауптманами, чтобы произвести смотр ленного рыцарства нашего графства.

Жду вас во всей красе вашей».

«Ещё и обжиться не дали, а уже ждут мня на смотр, да ещё во все красе, не ровен час, как и на войну потянут», – думал Волков, бросая письмо на стол, и сказал посыльному:

– Скажи графу, что непременно буду. – Чуть подумал и добавил: -Буду во всей красе.

Посыльный поклонился, хотел уйти.