Борис Конофальский - Инквизитор. Раубриттер

Волков шёл вперёд, уже хотел грубостью какую-то ему сказать, но тут догнал их Хилли.

– Господин, там два господина вас почти с рассвета дожидаются. Как вы ушли, так они пришли и сидят теперь, всё вас ждут.

– Скажи им, что я тут, пусть сюда идут. – Сказал Волков, усаживаясь на пустую бочку из-под пива.

Монах опять что-то нашёл в списке, но кавалер жестом ему велел заткнуться. Ничего он сейчас не хотел слышать про свадьбу.

Ждать двух господ долго не пришлось, и господа те были странными. Вернее, странным был один. А второй был вполне себе приятный молодой человек из знатной семьи, он сразу подставился:

– Меня зовут фон Гроссшвулле. – Он поклонился.

Волкову было просто лень слезать с бочки, и он вел себя почти грубо, кивнул господину Гроссшвулле и без всякого почтения сказал:

– Фон Эшбахт. Чем обязан, господа?

– Господин фон Эшбахт, все тут только и говорят о вас, только и слышно о том, какой вы знаменитый воин, такой, что у Ливенбахаов отнимает шатры. И что вы убили на поединке лучшего чемпиона герцога. И ещё…

– Будет вам, будет, – сказал Волков и поморщился, – я все свои подвиги и так знаю, что вам угодно, господин Гроссшвулле?

– Пришёл я просить за своего брата, – Гроссшвулле повернулся ко второму господину. – За вот этого вот человека.

Второй господин был весьма заметен, ростом он был даже выше Волкова, а ещё был он крупен телом. Вид у него был печален, хотя в его годы, а было ему лет семнадцать, люди печалятся не так уж и часто.

– Он наш седьмой в семье, последний и неприкаянный. Отдавали мы его в пажи известному господину, так его погнали оттуда, господин сказал, что он увалень, отдавали в учение в университет, так только зря деньги потратили, в монастырь, так он и там не прижился, монахи его через месяц домой сами привезли.

– И что же вы хотите от меня? – Уточнил Волков.

– Заберите его в солдаты. Другого толка от него не будет. Говорят, что в солдатах сержанты очень строги, пусть они будут с ним построже.

Кавалер глянул на большие деревянные башмаки увальня, поморщился и сказал:

– В таких башмаках он собьёт себе ноги на первом же переходе в кровь, и придётся его бросить на дороге.

– А пусть сержанты его гонят, пусть босиком идёт.

– Нет, – кавалер покачал головой, – пустая трата на прокорм, слишком он рыхлый для солдата, не вынесет службы.

– На первое время для его прокорма я готов дать талер! А там, может, приспособите его куда-нибудь. – Продолжал просить господин Гроссшвулле.

– Не отказывайтесь, господин, – прошептал Волкову на ухо монах. – Талер не будет помехой, а человека приспособим куда-нибудь.

– Ну, разве что большим щитом, чтобы вражески арбалетчики на него болты переводили, – усмехнулся кавалер.

– А хоть и так, – усмехался за ним монах.

– Подойдите ко мне, – приказал Волков юноше.

Тот сразу повиновался.

– Вы не трус? – Спросил у него кавалер, разглядывая его.

– Не знаю, господин, – выкупив глаза, отвечал здоровяк. – Не было случая узнать.

– Хотите служить мне?

– Нет, господин, солдатское дело очень хлопотное, – честно признался увалень. – У меня к нему не лежит душа.

– Теперь поздно думать, куда там лежит ваша душа, теперь брат ваш мне денег предложил.

– Это понятно. – Вздохнул здоровяк.

– Перед тем, как взять вас, хочу знать, как вас убивать, когда вы струсите в бою?

– Что? – Не понял молодой Гроссшвулле, он стоял и таращил глаза на Волкова.

А тот был абсолютно серьёзен, ему сейчас совсем не хотелось шутить.

– Спрашиваю вас, как предпочитаете умереть, с проколотым брюхом, с перерезанным горлом или с разбитой головой?

– Я даже не знаю, господин. – Проговорил увалень.

– Ладно, я сам выберу. – Сказал Волков и приказал. – Хилли! Возьми этого человека и проследи, что бы он дошёл до Эшбахта и что бы ноги его не были в крови.

– Прослежу, господин, – обещал молодой сержант.

– А вы, увалень, имейте в виду, что у сержантов на редкость дурной характер, особенно когда дело касается новобранцев и дезертиров. – Ухмылялся кавалер.

Здоровяк смотрел на него со страхом и разинутым ртом.

– Пойдём, – сказал Хилли, схватил его за рукав и поволок растерянного парня к своим солдатам.

– С вас талер, – сказал Волков его брату, когда увалень ушёл подгоняемый сержантом.

Гроссшвулле сразу достал монету, словно приготовил её заранее. Протянул серебро кавалеру, но тот даже не потрудился взять деньги. Деньги забрал брат Семион. А Гроссшвулле ещё кланялся за это и благодарил Волкова. А когда он ушёл, монах, вертя монету перед носом, произнёс: