Борис Конофальский - Инквизитор. Раубриттер

– Таких ран у меня нет, – ответил, наконец, кавалер. – Жёны и девы мне любезны, вожделел их и вожделею, как Господом положено.

– Есть ли у вас пред Богом или пред людьми обязательства брака или обязательства безбрачия, есть ли обещания или обручения?

– Никому ничего подобного не обещал. – Ответил Волков. Он, кажется, начинал догадываться, о чём идёт речь.

– Что ж, на том первое дело мы и закончим. – Сказал нотариус. – Вот, соизвольте поставить имя своё на этой бумаге.

Он положил на стол исписанный лист. Брат Семион тут же вскочил, взял бумагу, но Волову её не отдал сразу, а стал читать её, словно поверенный у кавалера. И кавалер, как ни странно, был в этом ему признателен.

– Всё верно, господин, можно подписывать, лишних слов здесь не записано, только ваши слова, – тихо сказал монах, кладя бумагу перед Волковым.

Нотариус всё равно услыхал его слова и злобно глянул на монаха, оскорблённый таким подозрением.

Волков обмакнул перо в чернила и подписал бумагу.

– Что ж, – продолжил нотариус, забирая бумагу и пряча ей в папку. – Тогда перейдём к главному вопросу. Дозволите ли вы мне, граф, вести его, или будете сами говорить?

– Скажу сам, – произнёс молодой фон Мален. Он чуть помолчал, улыбаясь, гладя на Волкова и обдумывая, кажется, слова, а потом начал. – Не далее, как вчера, наш епископ, отец Теодор, говорил с моим отцом и сказал, что Богу неугодно, когда столь славный воин, как вы, и столь знатная девица, как моя сестра Элеонора Августа, пропадают в печальном одиночестве. И отец мой, и я считаем, что сие плохо не только для Бога, но и для государя нашего, Его Высочества герцога.

Волков внимательно слушал, не произнося ни звука. Его лицо не выражало ни малейших чувств. А фон Мален продолжал:

– А неоднократно подмечая приязнь и душевность, что установилась между вами и моей сестрой, думаю, что будет правильным от лица фамилии предложить вам её руку.

Кавалер опять покосился на своего спутника, тот всё также сидел с изумлённым лицом и вылупленными от удивления глазами.

А вот он сам был на удивление спокоен. Да, это было для него неожиданностью, но отнюдь не чудом. Когда-то о таком он и мечтать не мог. Слыхано ли дело – дочь графа! Пусть третья, четвёртая, да пусть даже девятая, но это дочь графа! И ему предлагают её в жёны. Небесная, заоблачная высота для солдата или даже для гвардейца. А теперь…Теперь он совсем не тот солдат, каким был когда-то. Он будет слушать спокойно и внимательно. Даже если предложение ему будет делать второй человек в графстве, тот, кто через какое-то время сам будет графом. Будет слушать и думать. Это предложение ему, конечно, льстит, но чудом… Нет, чудом для него оно уже не было. Это предложение стало для него подтверждением его нынешнего статуса. И уж точно он не собирался, обливаясь слезами, кидаться лобзать руку молодого графа как благодетеля. Он молчал, сидел и ждал продолжения. И, видя, что кавалер никак не реагирует на его слова, граф посмотрел на канцлера, как бы передавая тому право дальше вести беседу. Канцлер в свою очередь достал лист бумаги и спросил у Волкова:

– Желает ли кавалер знать наше предложение?

– Желаю. – Просто ответил Волков.

– Прекрасно, – сказал канцлер и начал читать. – В приданое за девицей Элеонорой Августой фон Мален дано будет: карета, четвёрка добрых коней без болезней и изъянов, сервиз из четырёх тарелок из серебра, четырёх кубков из серебра, четырёх вилок с серебряными рукоятями, четырёх ножей с серебряными рукоятями, кувшин и два подноса из серебра. Дано будет двенадцать перин пуха тонкого и двенадцать подушек. Двенадцать простыней батистовых и две атласные. Покрывала атласных два и одно меховое, беличье. – Канцлер поднял глаза от бумаги. – Из белки красной. – И продолжил читать. – Шубы две. Бархата два отреза. Шёлка два отреза. Парчи тоже два отреза, красный и синий. Батиста для нижних рубах и юбок восемь отрезов. Кружев один отрез. Вина доброго десятилетнего шесть двадцативёдерных бочек. Масла оливкового две двадцативёдерных бочки. Также в приданое будет дан за девицей фон Мален десяток коров хороших с бычком. Пять свиней хороших с боровом. Десять коз с козлом. Десять овец тонкорунных с бараном. Четыре крепких мерина и две большие телеги. Медная ванна, два медных кувшина, два чана больших, два медных таза, двадцать полотенец.

Тут канцлер опять сделал паузу. Он опять поглядел на Волкова и, опять не найдя в его лице каких либо эмоций и не услыхав от него вопросов, продолжил: