Роберт Харрис - Офицер и шпион

– Я так и думал. – Сандерр указывает дрожащим пальцем на портфель. – Они все там? Покажите-ка мне.

Я вытаскиваю письма и подхожу к кровати.

– Насколько я понимаю, это сообщения агентов. – Я кладу письма на одеяло, чтобы он мог до них дотянуться, и отхожу. – Но я не знаю, кто они и кому из них можно доверять.

– Мой девиз: не доверять никому. Тогда вас не постигнет разочарование. – Сандерр поворачивается, чтобы взять очки с прикроватного столика. И я вижу язвы под щетиной на его челюсти и на шее, они синевато-багровой полосой проходят по шее. Он надевает очки и, прищурившись, разглядывает одно из писем. – Сядьте. Возьмите этот стул. Карандаш у вас есть? Вам нужно будет записать.

В течение нескольких следующих часов мы работаем без перерыва – Сандерр проводит со мной экскурсию по своему секретному миру: этот человек работает в прачечной, обслуживающей немецкий гарнизон в Меце; этот занимает должность в железнодорожной компании на восточной границе; это – любовница немецкого офицера в Мюлузе; это мелкий уголовник из Лотарингии, готовый по приказу ограбить любой дом; этот – пьяница; это патриотка, которая ведет хозяйство военного губернатора и в 1870 году потеряла племянника; доверяйте этому и этому; его или ее не замечайте; этому нужно немедленно дать три сотни франков; от этого нужно отказаться…

Я записываю с той скоростью, с которой говорит полковник, пока мы не просматриваем все письма. Сандерр по памяти надиктовывает мне имена других агентов и их псевдонимы, говорит, что их адреса известны Гриблену. Он начинает уставать.

– Вы хотите, чтобы я ушел? – спрашиваю я.

– Через минуту. – Сандерр с трудом поднимает руку. – Там в шифоньере пара вещей, которые вам понадобятся. – Он смотрит, как я встаю на колени, чтобы открыть дверцу. Достаю сейф, очень тяжелый, и большой конверт. – Откройте их, – говорит он. Сейф не заперт. Внутри небольшое состояние из золотых монет и банкнот, в основном французские франки, но есть и немецкие марки, и английские фунты. – Там всего должно быть на сумму около сорока восьми тысяч франков. Когда деньги подойдут к концу, обратитесь к Буадефру. Мсье Палеолог из Министерства иностранных дел тоже имеет инструкции делать взносы. Используйте их для оплаты агентов, для специальных платежей. Всегда имейте достаточно денег при себе. Положите сейф в свою сумку.

Я делаю то, что он говорит, потом открываю конверт. Там около сотни листов: список имен и адресов, они аккуратно записаны, систематизированы по департаментам Франции.

– Это необходимо обновлять, – говорит полковник.

– Что это?

– Работа всей моей жизни. – Он испускает сухой смешок, который переходит в кашель.

Я переворачиваю листы. Здесь две-три сотни имен.

– Кто они?

– Подозреваемые в предательстве. В случае войны подлежат немедленному аресту. Региональные полицейские отделения знают только имена тех, кто проживает в их юрисдикции. Есть и контрольный экземпляр, он находится у министра. Есть и более полный список – он хранится у Гриблена.

– Более полный?

– Там сто тысяч имен.

– Ничего себе списочек! – восклицаю я. – Он, должно быть, толщиной с Библию! Кто они?

– Иностранцы, которые должны быть интернированы в случае начала военных действий. И еще в него не включены евреи.

– Вы считаете, что в случае войны евреи должны быть интернированы?

– По меньшей мере их нужно обязать зарегистрироваться, ограничить комендантским часом и обязательством не покидать место жительства. – Дрожащей рукой Сандерр снимает очки и кладет их на прикроватный столик, ложится на подушку и закрывает глаза. – Моя жена очень предана мне, как вы видели… гораздо преданнее, чем было бы большинство жен в такой ситуации. Она считает мою отставку несправедливой. Но я говорю ей, что счастлив отойти на задний план. Когда я оглядываю Париж, повсюду вижу иностранцев и думаю об общем упадке нравственности и художественных стандартов – я понимаю, что больше не знаю своего города. Вот почему мы проиграли войну семидесятого года – нация перестала быть чистой.

Я начинаю собирать письма и укладывать их в портфель. Такого рода разговоры всегда утомляют меня: старики вечно сетуют, что мир катится в тартарары. Это такие банальности. Я спешу покинуть его удручающее общество. Но мне еще нужно задать ему один вопрос.

– Вы упомянули евреев, – говорю я. – Генерала Буадефра беспокоит возможное возобновление интереса к делу Дрейфуса.