Елена Семёнова - Велики амбиции, да мала амуниция

Сквозь туман в голове Зина расслышала осторожный стук в дверь и негромкий голос Никитенко:

– Зинаида Прокофьевна, откройте, пожалуйста. Мне необходимо кое-что взять в комнате… Я возьму и уйду, коли вы прикажите…

Зина поднялась, подошла, шатаясь, к двери и отодвинула задвижку. Никитенко осторожно вошёл в комнату и начал что-то искать у себя на столе. Взяв какую-то книгу, он спросил:

– Мне уйти, Зинаида Прокофьевна?

– Нет… Останьтесь, – ответила Зина. – Я ведь ещё вас не поблагодарила за то, что вы меня спасли…

– Право, за это и не нужно благодарить…

– Как вы нашли меня, Сергей Никитич?

– С величайшим трудом, признаюсь. Когда вы не возвратились к обеду, мы начали беспокоиться… И я решил пойти вас искать…

– Безумец… В такой мороз! Без шубы! Вы ведь простудиться могли…

– Я об этом не думал тогда… Не думал и не простудился. Я только запыхался очень, пока по улицам бегал. Аж в глазах потемнело… И жарко было даже…

– Не думал… А о чём же вы думали, миленький?

– Я о вас думал, Зинаида Прокофьевна. Я уже давно не могу ни о чём и ни о ком другом думать, кроме как о вас… Я живу и дышу лишь вами, свет мой, а потому не могу видеть вас такой, какая вы теперь. Мне умереть легче было бы, чем вас такой видеть…

– Постойте, Сергей Никитич, а как же ваша таинственная дама?

– Так ведь это вы и есть, Зинаида Прокофьевна. Никого, кроме вас, я не любил и, видно, не полюблю уже.

– И всё это время молчали? Зачем?

– Да как бы я посмел говорить вам о своей любви?! Ведь я ничто… Я болен. Я не имею права даже любить… И уж, тем более, нельзя, невозможно любить меня… И потом я боялся потерять вашу дружбу, единственную ценность, которая была у меня…

– А теперь не боитесь?

– Боюсь! Но нет у меня сил молчать дольше… Зинаида Прокофьевна, я бы хотел весь мир к вашим ногам бросить, все звёзды подарить вам, потому что ни одна из них с вами не сравнится! Но злая шутка судьбы: даже элементарного не могу я дать вам… Лишь жизнь мою, что едва теплится. И сердце моё, израненное. Сердце мое вам отдано. Оно – ваше. Владейте и распоряжайтесь! Я любой приказ ваш выполню. Скажите идти с вами в народ – пойду. Скажите остаться подле вас – останусь. Скажите уйти от вас прочь навсегда – покорюсь и тому.

– Простите меня, Сергей Никитич…

– За что?

– За то, что я, сама того не ведая, вас мучила столько времени… Вы и няня сразу не приняли его… «Лицом бел, а душой черен…» Милая, старая няня… Вы можете быть рады: вы оказались умнее нас с матушкой…

– Как вам не совестно говорить такое, Зинаида Прокофьевна? – покачал головой Никитенко. – Неужели я могу радоваться, когда вы несчастливы?

– Простите. Я не в себе нынче… Ах, Сергей Никитич, Сергей Никитич… Мне ведь один конец теперь: в монастырь. Или в воду! – Зина нервно рассмеялась. – Я старая дева… Ни приданного нет, ничего… Кому я нужна такая? Никто меня теперь в жёны не возьмёт. Разве что в содержанки. Для увеселения! Кончено, всё кончено… Лучше б меня давеча лихач какой задавил… Муки и сраму меньше бы было!

Никитенко измученно взглянул на Зину:

– Зачем вы всё это говорите? Я взял бы вас в жёны даже, если б вы нищая и босая по улице ходили… Да только вы не пойдёте за меня, чахоточного бездомовника, у которого даже шубы нет, кормящегося от милости вашей же матушки… И правильно сделаете! Я вам не пара…

Зина подошла к Никитенко и погладила его по плечу:

– Зачем вы себя так унижаете? Ведь у вас сердце золотое… Мне кажется, я бы даже могла вас полюбить…

– Молчите, Зинаида Прокофьевна! Не сводите меня с ума! Пощадите!

– Вы сказали сейчас, что, коли я прикажу вам, так и в народ со мной пойдёте?

– Хоть в самый ад, свет мой.

– Значит, так тому и быть, – решительно произнесла Зина. – Как придёт весна, так соберём мы с вами книги да пожитки наши и отправимся по деревням народ просвещать… Может, в школе какой сельской детишек обучать станем… Ведь разве же плохо? Вы бы чудо как хорошо детишек учить смогли… У вас дар есть… И будем всегда вместе!.. Только бы скорее весна уже… Потому что теперь ехать нельзя… Потому что у вас шубы нет… А надо уезжать! Отсюда! Навсегда! Из Москвы, из этой жизни, где всё насквозь ложь! Ведь, Господи, какая из меня барышня?! Ведь мы нищие… А, значит, и жить нужно соответственно, иначе жить… Матушка этого никогда не примет. Она всю жизнь так прожила… Она никогда не смирится… И будет требовать соблюдения в нашем доме старых порядков… А для чего, скажите?! Нет больше этих порядков… Нет Луцких… Бежать надо, бежать… Разорвать всё и начать сначала, новую жизнь начать… А вы мне в этом поможете! Ведь поможете? Правда?