Елена Семёнова - Ели халву, да горько во рту

Амелин скользнул в чулан, пряча за спиной смоченный эфиром платок. Увидев его, Дарья вскочила на ноги.

– Что, тварь, не ждала меня в гости? – хрипло спросил Всеволод Гаврилович. – А я ведь по твою душу пришёл.

– Уйди прочь! В острог угодишь!

– Ничего, не угожу! А слово я держать привык. Что же ты, Даша, меня не послушалась? Старших слушать надо! – шипел Амелин, надвигаясь на горничную и чувствуя удовольствие от испуга, исказившего её лицо. Она отпрянула, затем бросилась на него, как разъярённая тигрица и расцарапала щёку. Амелин крепко схватил её и зажал рот и нос приготовленным платком. Когда Дарья лишилась чувств, Всеволод Гаврилович достал из кармана шнурок, повесил его на крюк – имитировать самоубийство оказалось не так сложно.

Правда, самоубийству горничной никто не поверил. Амелин ожидал ареста, но за ним отчего-то не приходили. По ночам ему стал сниться тёмный чулан и убитая им женщина. Тогда Всеволод Гаврилович решил уехать. Как можно дальше. Прочь от этого проклятого места.

Теперь же Амелин искоса смотрел на княгиню, на свою Лизу, а она глядела куда-то в сторону, крутя в затянутых в чёрные перчатки руках всегдашний хлыст. Они молчали уже дольше пяти минут. Наконец, Олицкая сказала, не поворачивая головы:

– Мне тебя не хватать будет…

– Неужели, ваше сиятельство?

– Чтобы ты ни думал обо мне, Амелин, а тогда, двадцать лет назад, я тебя, в самом деле, любила, – княгиня покачала головой. – Ты тогда такой молодой был, горячий. И песни пел…

– Да и ты, Лиза, моложе была.

– Твоя правда.

– А что, Лиза, не хватит, небось, духу тебе бросить всю эту синагогу да и укатить со мной, как мы когда-то думали?

– Не хватит, Амелин. Хозяйство – моя каторга. Кабала моя. Но без этой кабалы я уже не смогу. А без тебя я привыкла.

Всеволод Гаврилович поднялся, взял баул и надел шляпу:

– Раз так, тогда прощайте, ваше сиятельство. Цветите дальше!

Елизавета Борисовна встала и в первый раз посмотрела на Амелина прямо, не отводя глаз.

– Прощай, Амелин. Не поминай лихом, – сказала она, протягивая руку.

Всеволод Гаврилович кашлянул, помялся, пожал протянутую руку:

– Сына береги. И себя тоже. Прощай!

Свой дом он покинул почти бегом, чувствуя устремлённый вслед себе взгляд княгини. Чёрт возьми, откуда же такая власть у этой бабы? Ещё бы чуть-чуть, и каяться бы перед нею начал! Права была Дашка: растепель, как есть растепель! Сущая размазня! Ничтожество! Перед бабой так рассиропиться! А ещё социализм проповедовать хотел. Ну, всё, теперь – всё! Сейчас в город, на вокзал, а оттуда… К чёрту на кулички, не важно. Только прежде надо ещё одно дело закончить. И противное же дело! Но ничего не попишешь, надо. Покойнику обещал… Да и дело-то – плёвое. Только что противное…

Амелин тряхнул головой и бодро пошагал по разбитой дороге. Сзади послышался скрип колёс. Он обернулся и увидел отъезжающую в противоположном направлении коляску княгини, которой правила она сама, гордая, прямая, независимая…

– От пламени страстей, нечистых и жестоких,

От злобных помыслов и лживой суеты

Не исцелит нас жар порывов одиноких,

Не унесет побег тоскующей мечты,

Не средь житейской мертвенной пустыни,

Не на распутье праздных дум и слов

Найти нам путь к утраченной святыне,

Напасть на след потерянных богов… – пел мелодичный женский голос под аккомпанемент рояля. Жигамонт остановился у дверей гостиной и осторожно заглянул внутрь.

На рояле играл князь Володя, а пела, к удивлению доктора, племянница Николая Степановича. Этот импровизированный концерт слушали Надя и Пётр Андреевич.

– Не нужно их! В безмерной благостыне

Наш Бог земли своей не покидал

И всем единый путь от низменной гордыни

К смиренной высоте открыл и указал.

И не колеблются Сионские твердыни,

Саронских пышных роз не меркнет красота,

И над живой водой, в таинственной долине,

Святая лилия нетленна и чиста. 33

Раздались аплодисменты.

– Ася, у вас прелестный голос! – воскликнул Володя, вскакивая.

– Это просто романс очень красивый, – улыбнулась Ася. – Жаль, что у меня не было времени разучить ваших романсов. Пожалуйста, подарите мне партитуры – я разучу их в Москве.

– О, с превеликим удовольствием! – кивнул молодой князь. – Жаль, что вы уже уезжаете.

– Ничего не поделаешь, – развёл руками Вигель. – Мне необходимо возвращаться к службе. Но, когда вы с Надей будете в Москве, наши двери всегда для вас будут открыты.