Диана Чеснокова - Записки стороннего наблюдателя

Ничего лучше не помогает очистить разум, как прогулка на свежем воздухе: так говорят. Не было у меня привычки следовать этим народным мудростям, что пошли неизвестно, откуда, что старые, как мир, еще и не факт, что работают. Однако в данном случае не вижу я препятствий последовать этой поговорке: решений лучше, чем это, у меня нет.

На улице стемнело, фонари уже зажгли: их теплый свет разливается по петербургским тротуарам, недавно облитым дождем. Оранжевые блики сияют в полумраке проспектов, меняют свое положение с каждым шагом, перебираясь с одного места на другое. Я уже давно знаю, что по Петербургу приятнее всего гулять решительно бесцельно, в нем нужно заблудиться. Имея какую-либо цель в конце пути своего, человек обычно теряет смысл в процессе этого пути, он пребывает в нетерпеливом ожидании достижения конечного пункта. Это отнимает возможность наблюдать, смотреть вокруг, замечать что-то действительно важное, в конечном итоге, наслаждаться. Так как прямой, физической цели своей прогулки я не имею, но имею цель духовную, мне легче получать удовольствие от процесса моего бесконечного марша. Медленно и чинно прогуливаться не позволяет погода: стоит обжигающий ноябрьский холод, мелкий дождь все накрапывает и накрапывает с неба, угрожая усилиться и перерасти в грозный ливень.

Я выхожу на Невский проспект. О, как же он прекрасен в это сумеречное время! Разумеется, он прекрасен в любое время, но, каждый раз, выходя на него, я не без усмешки отмечаю про себя, что вот именно в этот момент он прекраснее всего. Нет слов, подходящих для описания внутреннего состояния моего. Действительно, мысли очищаются, они не просто очищаются, они сметаются напрочь, уходят в какое-то неизвестное небытие, кажется, так, чтобы уже никогда не вернуться. Это ощущение обманчиво, потому что мысли не могут не вернуться, но, если не обращать внимания на осознание этого обмана, если довериться ему, можно погрузиться в ту приятную пустоту, которой иногда так требует измученная душа. Эта пустота ни к чему не обязывает, она лишь дает возможность забыться на время, не подпускает к сердцу размышлений, изо дня в день его сильно ранящих.

Реальный мир, все же, иногда оказывается сильнее, возвращая человека, витающего в этой пустоте на землю. Так случается и со мной: я в спешке перебегаю широкую дорогу и оказываюсь у дверей премилого ресторанчика, в котором мы с Анной когда-то проводили скучные, ни чем не занятые вечера. Я вспоминаю сон, если то, что произошло со мной, можно назвать сном, в котором мне довелось увидеть ее. Она словно что-то просила у меня, словно у меня была обязанность, которую мне случилось не выполнить, не отдать ей что-то. Но что?

Задавая себе этот вопрос, я стою по центру тротуара, на котором в обе стороны движутся непрерывные потоки людей. Лица мелькают у меня перед глазами, огромное количество лиц, но я ничего не вижу перед собой. Кто-то сильно толкает меня, и я выныриваю из своих странных раздумий. Прогулка мне вовсе не помогла. Кажется, разуму моему сделалось только хуже. Неужели прошлое настолько сильно, неужели так легко взять ему контроль над человеческим сердцем? Разбить его в миг, изранить и уничтожить. Хочется иногда взять, да и позабыть все на свете: людей, улицы, себя… Но ведь тот, кто не помнит прошлого – обречен?

Мне решительно иногда непонятно, почему прошедшее наше всегда кажется приятнее настоящего. Много хорошего происходит ежечасно, но всегда человеческий рассудок за человека принимает, чем наслаждаться. Иногда же, человек пытается бороться с этим, он пытается восстановить события, повторить то, что было точно тем же видом, обманываясь при этом собственными ожиданиями. Человек начинает додумывать что-то более лучезарное, более выгодное для себя, а, когда получает что-то хуже даже прошедшего, разочаровывается многократно, и это оказывается для него губительнее, страшнее, душа его горит страшным пламенем, уничтоженная и обиженная. В таких случаях человек именно ищет виновников такого поворота, которого он не ожидал вовсе, не желая принимать абсолютно, что виновником может быть лишь он сам и его неверные, паршивые ожидания, которыми он отравил всю свою внутренность, затуманил мысли и не позволил существовать здравому смыслу.

Мне не удается рассудить об этом более здраво, потому что я прибываю в таком состоянии довольно часто и очень сильно углубляюсь в себя. Мне достается право лишь описать это, указать на то, что это – страшная и непоправимая ошибка, которой можно избежать, не будучи пленником своих проклятых ожиданий.