Но Доран не закончил свою миссию, он усадил жертву в полулежачем положении, таким образом, что рана оказалась освещенная фонарем, как и вся левая сторона тела, голову жертвы он наклонил вправо и положил затылком на спинку скамьи. После этого, присев на корточки неподалеку, точно по левую руку от юноши, по диагонали, он достал из тонкой кожаной коричневой папки листок бумаги и карандаш.
Художник стал рисовать – падение света, траекторию полета отдельных снежинок, выражение лица молодого парня, шарф, зажатый поперек в его правой руке и свисающий со скамьи. Он с педантичной точностью судьи вырисовывал каждую деталь одежды и параллельно «фотографировал» цветовую гамму и даже мертвенно-бледное, искаженное болью лицо парня.
Он вырисовывал его ноги, одна из которых подавалась чуть вперед и, снег на носках его башмаков.
Он изображал стрелки на брюках, и кровь, тоненьким ручейком стекающую по шее, впалые щеки и выдающиеся скулы, светло-русые волосы средней длины, кое-где прилипшие к мокрому от снега и пота лицу, или упавшие на снег, который окутал спинку скамейки божественным пуховым покрывалом.
Он нарисовал всё – и даже силуэт некой женщины, скорее девушки, одетой в черное атласное шелковое с вырезом платье, чуть спадающее с правого плеча, худое длинное, идеально красивое мраморное лицо с тонкими, очерченными словно чернильной ручкой чертами…. Полупрозрачная женщина, стоящая за спиной умирающего юноши, и смотрящая на него из-под полуопущенных век.
По окончании работы Доран спрятал рисунок в папку, положил карандаш во внутренний карман пальто, затем подошел к уже мертвому юноше и забрал из его руки белый шарф. Он набросил его себе на шею и направился домой. Там он переоделся, поел и заперся в своем рабочем кабинете.
Он сел за стол и наконец-то посмотрел на лежавшую там коричневую кожаную папку. Он притронулся к ней сперва кончиками пальцев, а потом постепенно положил на нее всю ладонь – папка была холодна как тело юноши, изображенного на листке внутри.
Аккуратно он раскрыл ее и достал лист. Затем он прикрепил его к мольберту, взял в руки краски и кисть, потом стал раскрашивать рисунок, как бы открывая в памяти то фото, которое он сделал во время зарисовки.
Доран обладал безупречной фотографической памятью. Еще в школе учителя не могли понять, почему с такой легкостью ему дается все, за что бы он ни брался. Доран без труда мог запомнить обстановку любой комнаты и внешность любого человека, и то и другое увидев лишь раз.
Его феноменальная память послужила ему хорошим ориентиром для написания диссертации, но вот продвижения по карьерной летнице это ему так и не дало.
С самого раннего возраста Доран чем-то отталкивал окружающих, и даже мать относилась к нему со скепиосом, боясь сказать что-то лишнее. Отношения с противоположным полом не складывались по причине того, что Доран не умел быть обходительным и галантным, не любил подолгу находиться в человеческом обществе, да и любое проявление нежности было ему чуждо. Он был чужим среди своих. Да, общество принимало его, но держало от себя на почтительном расстоянии.
Переломный момент в его судьбе случился тогда, когда он был студентом Гарварда. В тот день он не смог сдать экзамен по истории искусств, и кто-то из парней группы обозвал его жалким неудачником, и с ним согласились многие. Доран ввязался с ними в спор, переросший постепенно в физическое противостояние.…
Следует сказать, что в группе никто не любил замкнутого чудаковатого нелюдимого парня, среднего уровня интеллекта…. Да его фотографическая память не могла ему помочь строить свои собственные логические выводы, поэтому там, где заканчивалась учеба в чистом виде, и начиналась простая человеческая логика, он жестоко пасовал перед остальными.
В этот раз он спасовал на сто процентов, и одногруппники решили проучить его за все три года совместного сосуществования. Они подкараулили его за западной стеной корпуса и избили. С тех пор он поклялся, что настанет день, и о нем заговорит весь мир. И он стал идти к своей цели…. По трупам…. В прямом смысле этого слова….
Он шел к своей цели настойчиво, интересно и разнообразно. Сам по себе процесс прохождения этого пути доставлял ему неслыханное удовольствие. Власть над человеческими судьбами и жизнями, а в итоге – власть над всеми ничтожными тварями! Они будут долго после его собственной смерти вспоминать его имя. Но что четко решил для себя Доран – его смерть не увидит никто и никогда. Он сделает все возможное для этого, когда достигнет мировой славы и уже никто не сможет сказать что он неудачник. Никто и никогда! Никто и никогда!!
Читать дальше