Юрий Кларов - Перстень Люцифера

Между тем за соседним столиком о чем-то оживленно говорили, похоже, даже спорили. О чем? Он мог расслышать только отдельные слова: «спекуляция», «князь Юсупов», «взаимоприемлемо», «Толстой», «террор», «перстень Люцифера», «противостояние»...

А на круглом лице гарсона не промелькнуло ничего, что могло бы свидетельствовать хоть о малейшем интересе к темам, которые так волновали его сегодняшних клиентов. Нет, он не был просто идиотом. Он был законченным идиотом. Безнадежным. Такие к концу жизни не приобретают даже самого мизерного кафе, а довольствуются одним лишь геморроем и кучей сопливых внуков. И эти внуки понимают, что от дедушки можно ждать всего, кроме наследства.

Гарсон с круглым лицом принес кофе, ликер, сыр, сигареты и тут же исчез, словно растворился в воздухе.

— Господин Краули, конечно, большой филантроп,— громко и раздраженно сказал соотечественник филера и покосился на украшавший каминную доску голубой флажок с желтым крестом, словно призывая национальный флаг Швеции засвидетельствовать сказанное.— Но он почему-то признает филантропию только за чужой счет.

Собеседник что-то успокаивающе ответил ему вполголоса.

— Нет! — затряс головой тот, кто говорил о филантропии за чужой счет какого-то Краули.— Это меня не убеждает!

Да, когда обмениваются мыслями о каких-либо пустяках, так не горячатся, тем более в ресторане. Эта беседа, судя по всему, стоила никак не меньше тысячи крон. Целое состояние! Но попробуйте что-либо разобрать, если соседний стол стоит так далеко от вашего, а вам уже не двадцать и даже не тридцать лет, а все шестьдесят пять. Увы, в таком возрасте редко кто может похвастаться острым слухом!

В проходе вновь мелькнула стройная фигура простодушного официанта. Его лицо лучилось доброжелательностью. Он, конечно, не догадывался, что проходит сейчас не мимо седого, ограниченного в средствах господина, решившего скоротать длинный осенний вечер в ресторане, а мимо своего счастья. И ведь не скажешь ему об этом, не намекнешь!

Старый филер настолько расстроился, что у него стало колоть в левом боку, там, где полагалось находиться сердцу. О господи!

В тот вечер он выкурил на две папиросы больше обычного, и докурил их не до половины, а почти что до мундштука. В дополнение ко всему он проявил непростительную для опытного агента неловкость, упустив фигурантов. Они ускользнули перед самым его носом на подъехавшем к ресторану такси. Агент, правда, успел запомнить номер авто, но все равно это было грубейшей ошибкой, за которую расплачивались увольнением.

Долго ворочался в своей постели, прежде чем уснуть, агент из ведомства капитана Юрберга. Но если бы он мог узнать о событиях, которые произошли ночью в Стокгольме, он бы вообще не уснул.

Во-первых, в ту ночь таинственно исчезли оба фигуранта, порученные заботам старого филера.

А во-вторых...

Как позднее выяснил помощник капитана Юрберга лейтенант Тегнер, круглолицый официант, который обслуживал в «Воn appetit» Ковильяна и Йёргенсона, отнюдь не был тем безнадежным идиотом, каким он представлялся воображению филера. По мнению метрдотеля, это был весьма смышленый малый, которому не занимать ни ловкости, ни сообразительности. Не страдал Визельгрен — так звали гарсона — и плохим слухом. Во всяком случае, суть происшедшего в ресторане разговора между Ковильяном и Йёргенсоном была довольно точно передана им его русскому квартиранту — Ивану Водовозову, которому Визельгрен вот уже четыре месяца сдавал комнату с пансионом.

Но все эти весьма немаловажные сведения, как уже указывалось, лейтенант Тегнер получил позднее.

А под утро, к тому времени, когда старый филер уже спал, похрапывая и опираясь ногами в остывшую грелку, Тегнеру сообщили, что его беспокойный подопечный рассчитался в гостинице и, похоже, готов немедленно покинуть пределы Швеции.

Подобная поспешность всегда настораживает. И тем не менее новость была приятной: Ковильян и так засиделся в Стокгольме.

Но где же его напарник?

Это Тегнер узнал спустя десять часов после отплытия Ковильяна в Гамбург, когда в Нормальме из озера Меларен был извлечен баграми труп некоего господина 45—50 лет. Утопленником оказался Сивар Йёргенсон, хранитель Картинной галереи портретов знаменитых масонов, тот самый Йёргенсон, который уже давно мозолил глаза шведской контрразведке и имел излишне обширные и слишком разносторонние связи.

Человеку с такими связями, по мнению Тегнера, было просто противопоказано гулять ночью в одиночестве по набережной столь обширного и глубокого озера. Правда, похоже, что Йёргенсон прогуливался не один, а в обществе другого господина — с чешским именем, португальской фамилией и датским паспортом. Но это предстояло еще доказать. Жаль, конечно, что из озера извлекли лишь один труп. Но тут уж ничего не поделаешь: напарник Йёргенсона не утонул и не мог утонуть. Ибо, как твердо был убежден Тегнер, тот, кому суждено быть повешенным, никогда не утонет.