Юрий Кларов - Перстень Люцифера

Юрберг не был уверен в достоверности сведений, сообщенных комиссаром криминальной полиции. Более того, он был уверен в их недостоверности, так как всего два часа назад беседовал с Биргиттой Рюдбек, которая отзывалась о своем покойном, как о человеке, не чуждом радостей жизни, но знающем меру во всем, в том числе и в вине.

Но он не мог не отдать должного комиссару. Несмотря на поразительное сходство с шотландской овчаркой, тот был явно не глуп. В его маленькой голове хватало места для мыслей. Видно, он, Юрберг, недооценивал умственные способности полицейских чиновников, о тупости которых приятно было рассказывать анекдоты. Впрочем, может быть, комиссар просто счастливое исключение. Но как бы то ни было, а версия о несчастном случае или, на худой конец, самоубийстве, что было, конечно, менее желательно и более хлопотливо, теперь превращалась из шаткой гипотезы в документально заверенную аксиому, ибо полицейский врач уже потянулся за ручкой, чтобы внести в свой акт соответствующие уточнения.

Итак, ко всеобщему удовлетворению дело об убийстве по невыясненным мотивам Сивара Йёргенсона агентом секретных служб ряда стран Честимиром Ковильяном, он же Вольдемар Корзухин, он же Иван Стрепетов, превратилось в восемь газетных строк, набранных петитом, о несчастном случае, который произошел с господином Йёргенсоном, мир праху его!

И Юрбергу казалось, что больше он никогда не вернется к этому скользкому и запутанному делу, теперь уже, слава богу, архивному. Но он к нему все-таки вернулся, правда, ненадолго. И произошло это не через несколько лег, а ровно через день после весьма скромных похорон несчастного Сивера Йёргенсона, которого комиссар во имя спокойствия стокгольмской полиции и шведской контрразведки безвинно превратил в горького пьяницу и заставил нагишом бегать по улицам, оставив ему лишь носки, штиблеты и цилиндр.

В тот день вошедший в кабинет Юрберга лейтенант Тегнер торжественно положил на стол шефа перлюстрированное письмо, адресованное в Петроград, как русские с 1914 года официально именовали Петербург.

По лицу Тегнера легко было догадаться, что это не просто одно из пятидесяти и шестидесяти писем, которые ежемесячно перлюстрировались специальным сотрудником отдела надзора за иностранцами, а нечто представляющее собою особый, если не исключительный интерес для капитана Юрберга.

Письмо предназначалось некоему Решетняку и было написано по-русски.

Тегнер достал из папки перепечатанный на пишущей машинке шведский перевод и протянул его капитану. В ответ на вопросительный взгляд Юрберга сказал:

— Совершенно верно, господин капитан.

Юрберг взял листки перевода.

«Дорогой Володя,— читал капитан,— в силу стечения ряда обстоятельств я случайно стал обладателем сведений, представляющих, как ты поймешь, исключительную важность. Думаю, что о содержании моего письма следует поставить в известность не только ВЧК, но и Совнарком республики. Но ты в такого рода делах человек более опытный, чем я, тебе и решать. А дело заключается в следующем...»

Дочитав до конца двенадцать страниц машинописного текста, Юрберг понял, что, назвав это письмо комментарием к убийству Йёргенсона, Тегнер явно преуменьшил его значение. Новый документ, основанный на рассказе официанта, который обслуживал в зимнем саду популярного ресторана Йёргенсона и Ковильяна, играл значительно более важную роль в этом темном деле. По существу, он подсказывал новое решение того самого уравнения со многими неизвестными, над которым напрасно бился все эти дни капитан Юрберг. Теперь было ясно, для чего Ковильян прибыл в Стокгольм, понятны его отношения с Йёргенсоном, интерес к масонам и розенкрейцерам и возможные мотивы убийства хранителя картинной галереи.

Да и старик филер явно недооценивал круглолицего гарсона. Как видно из письма, тот умел не только слушать, но и анализировать услышанное, делать из него соответствующие выводы. Умница гарсон! Такой гарсон был бы нелишним и в шведской контрразведке. Во всяком случае, лейтенанту Тегнеру было бы чему у него поучиться. Правда, гарсон, похоже, не продал, а безвозмездно уступил полученные им сведения, но бескорыстие все-таки не самый главный недостаток секретного сотрудника, хотя Юрберг и предпочитал иметь дело с людьми, которые умеют ценить свой труд и уважительно относятся к деньгам. Но это уже несколько из иной области.

Письмо было подписано Водовозовым. Иваном Водовозовым.