Алексей Борисов - Штирлицы не нашего времени

Нет никаких достоверных сведений об интимной связи между Геккерном и Дантесом.

Геккерн и Дантес по приезде в Петербург жили каждый на своей съемной квартире, встречались не чаще, чем это было обусловлено их отдаленным родством. Если даже между ними и была интимная связь, то со стороны Геккерна компрометировать юношу несуразным усыновлением было просто глупо: всякое событие трактуется в меру испорченности трактователя. Желающих же трактовать подобного рода события именно испорчено всегда находилось и находится предостаточно. Именно со времени усыновления Дантеса стали рассматривать как откровенного содержанта; его перестали приглашать на великосветские балы и начали придираться в полку по службе, и т.д.

И, главное, это усыновление не имело (по крайней мере, на неискушенный взгляд) практического смысла: Геккерн не мог оставить своему приёмному «ребенку» сколько-нибудь значимого наследства, да и не собирался умирать: в 1836 г. ему было всего 43 года, и он прожил еще столько же!

Однако, обратим внимание на то, что чудачества с усыновлением начались после предпринятой Геккерном в 1836 г. поездки в Европу, вернувшись из которой, он внезапно воспылал желанием усыновить своего юного и отдаленного родственника.

Так родилась третья, – назовём ее «санта-барбарской» – и наиболее плодотворная версия произошедшего.

Санта-Барбара

Версия 3.1. Во время турне по Германии, Франции и т.д. Геккерн узнает, что Дантес – его незаконнорожденный сын, и решает усыновить его. Такая вот нежданная радость. Единственное, что непонятно, – причем же тут Пушкин?

Версия 3.2. – уже теплее. Во время турне по Германии, Франции и т.д. Геккерн узнает, что Дантес – незаконнорожденный сын Вильгельма, наследного принца Нидерландов (или же самого Вильгельма I, короля Нидерландов). И получает приказ усыновить юношу!

Зачем?

Очевидно, для того, чтобы обеспечить вступившему на непростой жизненный путь юному бастарду хоть какую-то защиту нидерландской короны. Однако тем самым Геккерн подкладывает «приёмному сыну» изрядную свинью.

Россию и Нидерланды связывает династический союз. Упомянутый принц Вильгельм – муж Анны Павловны, сестры императора Николая I. Таким образом, зять Николая I Вильгельм – законный наследник нидерландского престола. И тут вдруг, откуда ни возьмись, появляется пусть второсортный и маловероятный, но претендент-конкурент!

В пользу этой версии говорит буквально-таки анекдотическая странность усыновления Дантеса Геккерном. Были нарушены все три правила, которые по законам Нидерландов были обязательны при подобного рода операциях: усыновителю должно быть более 50 лет, усыновляемый должен быть несовершеннолетним, и они оба должны прожить под одной крышей не менее шести лет. Геккерну на момент усыновления было 43 года, Дантесу – 24, и они ни дня не жили вместе под одной крышей!

Наконец, по законам Нидерландов подданные нидерландской короны не имели права служить в армиях других государств. Дантес служил, и, тем не менее, ему было предоставлено нидерландское гражданство.

Вполне возможно, что и чете Романовых о королевских кровях юного Дантеса было известно заранее. Этим и объясняется более чем благожелательный приём: молодому эльзасцу практически без экзамена присвоили офицерский чин, помогли деньгами, фактически он «работал» пажом императрицы. Пока всё было шито-крыто, Дантес купался в океане российского радушия. Но когда бастардство Дантеса выперло наружу, тут-то ему стали отказывать в деньгах, приглашениях на балы, и посыпались взыскания по службе.

И здесь даже можно усмотреть некую роль Александра Сергеевича. Вполне возможно, Пушкина в разгар его архивных исканий заинтересовали вышеперечисленные несуразности усыновления его дальнего родственничка; по неугомонности своей натуры он мог найти факты, подтверждающие происхождение блистательного поручика кавалергардского полка от чресл какого-нибудь из Вильгельмов Оранских, а по несдержанности языка – разболтать этот факт, вызвав напряги между двумя дворами – русским и нидерландским. После чего дантесова лафа при царском дворе накрылась медным тазом, у Геккерна начались неприятности по службе как в России, так и в Голландии – в общем, все пошло наперекосяк.

Однако, достаточно ли всего этого для того озлобления, которое привело к роковой дуэли? Дуэли, которая по настоянию Пушкина должна была закончиться непременно смертью или тяжелым ранением (что при тогдашнем развитии медицины практически одно и то же) одного из участников? И потом: может быть, и изобразил новоявленный барон Геккерн-Дантес адюльтер с Натальей Николаевной, может, и довел тем самым Александра Сергеевича до белого каления, но вызов-то был послан не Дантесу, а Геккерну!