– Я никогда не забывала вас. Папа говорил, что помог вам освободиться из плена. Я надеялась, что ваша судьба на родине сложится счастливо. Так ли это?
– Так, Асинат, – с некоторой печалью ответил Алесь.
И женщина почувствовала фальшь в его голосе.
– Чем я могу помочь вам?
– У меня всё в порядке, Асинат. Сейчас я уезжаю далеко в Сибирь. Там меня ждёт хорошая работа. Как вы? Чем вы занимаетесь? – сменил тему Алесь.
– Я живу в Москве, работаю вместе с мужем в турецком посольстве. Почему? После того как в Афганистане к власти пришли талибы, мы были вынуждены бежать в Турцию. Папа стал владельцем судоходной кампании. Брат – припоминаете его? – служит в турецкой армии в чине полковника. Муж – дипломат. У меня трое детей – мальчики.
– Я рад за тебя, Асинат, честное слово, очень рад! Это закономерно… После всего, что ты пережила!
Этот неожиданный переход Алеся в обращении на «ты» растрогал Асинат.
– Дорогой мой Седой, я долгие годы разыскивала тебя, но ответа из России не получала. А когда оказалась в Москве, то сразу же обратилась в архив Министерства обороны. Мне дали горькую справку: Алик Седой пропал без вести в Афганистане, то есть, скорее всего, погиб. Но я-то знала, что тебя освободили и ты вернулся на родину!
– Асинат, Асинат, – с некоторым смущением сказал Алесь, – Седой – мой позывной, а настоящая фамилия другая. Тебе просто не захотели её назвать.
– Я подозревала, но не теряла надежды. Аллах вознаградил меня!
– Аллах? – улыбнулся Алесь.
– Да. Я ведь мусульманка.
Кто-то из группы туристов окликнул Асинат.
– Мы можем с тобой встретиться здесь, в Москве?
– Нет, – грустно покачал головой Алесь, – я сегодня уезжаю.
– Как жаль! Тогда, – Асинат достала из сумочки блокнот и авторучку, – вот мой московский и стамбульский адреса. Напиши мне. Напиши мне, пожалуйста, о себе, как устроишься на новом месте. В России сейчас так тяжело живут люди… Я помогу тебе: у меня очень обеспеченная семья. И папа, и брат – они помнят тебя. Мы умеем быть благодарными!
Кто-то повторно, но уже более требовательно позвал Асинат. Группа уходила с площади.
– Я сопровождаю важных персон, – извинилась Асинат, – не могу задерживаться.
Она посмотрела на Алеся глазами, полными слёз и, уходя, добавила:
– Ты так возмужал, мой милый Седой… Стал ещё статней, чем был прежде!
Алесь махнул рукой ей вслед.
«А как бы сложилась моя жизнь, – подумал он, – если бы я остался тогда в Афгане, как предлагал отец Асинат, командир отряда узбекских моджахедов? Наверное, неплохо. По крайней мере, лучше, чем сейчас. Да что теперь об этом!»
Алесь зажал в себе тонко и печально зазвеневшую струну.
Билет на поезд Москва – Владивосток он купил без помех, вложив в паспорт безграничную благодарность кассиру. Он даже и предположить не мог, какой судьбоносной окажется эта похрустывающая оранжеватая бумажка, дающая право ехать в купе спального вагона прямого сообщения. Двойной подарок преподнесёт ему судьба.
Поезд отправлялся вечером, и оставшиеся до отъезда часы Алесь побродил по весенней Москве, навестил могилу генерала, забытую и заброшенную. «Как устроюсь на новом месте стабильно, подзаработаю деньжат, приеду сюда и приведу всё в порядок», – усовестился он.
Москва тоже показалась заброшенной, омерзительно чужой, бездушной, неприбранной, крикливой, набитой злыми и куда-то вечно бегущими людьми. Не приведи Господь упасть – затопчут!
Несколько раз Алесь справлялся у прохожих, как пройти на такую-то улицу, на каком транспорте проехать. Отвечали неприветливо или, хмыкнув, просто проходили мимо с непроницаемыми лицами. На Кузнецком мосту его пыталась ограбить четвёрка рослых пьяных подростков. Разбросав любителей лёгкой наживы по проезжей части, причём один едва не угодил под колёса автомобиля, Алесь бегом бросился с места разбоя: не хватало ещё попасть в милицию, тем более с его биографией! Рядом ржаво запищали тормоза «Жигулей».
– Эй, мужик, садись! Увезу от погони!
Алесь, не раздумывая, прыгнул в открытую кабину.
– Куда?
– На Ярославский!
– Тут километров пять. Но возьму дорого!
– Идёт. Гони.
Водила оказался словоохотливым, но, какой бы темы он ни касался, всё крутилось вокруг денег. Вдруг вспомнился Гоголь, его бессмертный Чичиков, уезжающий из родного дома с напутственным словом папаши, чтобы наживал, берёг сынок каждую копеечку: «Копейкой всё прошибёшь!» Такое время одурманило Москву, да что её, всю Россию-матушку! На копейку поставили даже честь и совесть.
Читать дальше