Далия Трускиновская: Кот и крысы

С тем встал и показал всем видом, что визит благополучно завершен. Про безобразия архаровцев более не поминал - здешнему хозяину одного слова было довольно, болтовни он не жаловал.

– Не выйдет, - возразил Архаров. - «Антипа» значит «крепкий», то есть - против всего упорный. Очень трудно ему в башку новое умение вколотить. У меня еще в полку такой Антип Кобылин был - хоть кол ему на башке теши.

– Ну хоть попытаться… Бог с тобой, Архаров, поеду я.

– С Богом.

Никодимка, счастливый от похвалы, кинулся открывать двери…

Вернулся он, когда Архаров уже отворил малую дверцу, которую за объемистым книжным шкафом, да еще в темном углу расположенную, было не углядеть.

– Вылезайте, негодяи, - велел Архаров. - Уж и не знаю, пороть вас, что ли? Придется!

Из конуры выбрались Федька Савин, Тимофей Арсеньев и Жан-Луи Клаварош. Встали перед начальством во фрунт и замерли, всем видом показывая: а пори, коли твоей душеньке угодно! Особенно задорно глядел француз.

– Что там в «Ленивке» вышло?

– Ложь и клевета, ваша милость! - выкрикнул Федька.

– Тебя как ни спросишь, все ложь и клевета, - Архаров шагнул к подчиненному. - Говори, сукин сын! Не то - ты мой кулак знаешь!

И уставился Федьке в глаза.

– Государь Николай Петрович, вы вон у Никодимки спросите - подтвердит… - вставил было Тимофей.

– Он что, с вами был?! Мало того, что вы Клавароша за собой всюду таскаете, как будто француз наравне с русским пить может!…

– Барин Николай Петрович, не было меня! - возопил Никодимка. - А только что они пьяное тело привезли и в людской на полати положили…

– Какое пьяное тело?

– Мы собирались доложить, а тут его сиятельство князь пожаловали, - объяснил Федька. - Вы нас троих - сюда, а тело так там и лежит, коли не проснулось.

– И на кой мне в моем дому кабацкая пьянь?

– А вы на него взгляните, - тихо и как-то очень душевно посоветовал Федька.

Пошли глядеть. Впереди - Архаров в шлафроке и пантуфлях, придававших ему росту, за ним - рослый Федька и Клаварош, замыкали шествие степенный Тимофей и Никодимка с подносом.

В людской народу было немного - Архаров, понимая, что дворни человеку его ранга полагается не менее сотни человек, все никак не мог придумать, чем бы такое количество бездельников занять. Сказывалась полковая выучка - каждый в хозяйстве должен был совершать свой маневр.

Кто был - те повскакали с мест.

Тут Федька проскользнул вперед и повел начальство в угол, где за печкой, на полатях, довольно высоко, виднелось горбящееся одеяло.

– Насилу взгромоздили, - сказал Тимофей.

– А чего не на Лубянку, чего ко мне?

– А вот сейчас и увидите…

Одеяло было сдернуто, спящий спущен на пол и затем лишь разбужен брызганьем холодной воды в физиономию.

Архаров присвистнул - перед ним стоял совсем юный щеголь, лет семнадцати или восемнадцати, одетый, как картинка во французском журнале, ничего на нем российского, все привозное. Наряжен весьма богато - Архаров, мало разбираясь в кружевах и тканях, все же знал цену хотя бы широкому золотому галуну с толстыми завитками и понял, во сколько обходится подобная роскошь наряда.

Клаварош шустро оправил на щеголе полы кафтана, чтобы красиво топорщились, подергал за обшлаги и манжеты, встряхнул кружево на шее и по-французски сообщил, что теперь юноша - настоящий петиметр. Но прическа петиметра смялась, букли имели жалкий вид, да и личико курносое тоже было - словно у побитого, пролившего слезы и полного раскаяния дитяти.

– Откуда ты такой взялся? - удивился Архаров.

– Где я? - жалобно спросил щеголек.

– В доме московского обер-полицмейстера, - вместо Архарова отвечал Федька.

– Они меня сыщут! - вскрикнул щеголек. - Они меня и тут сыщут!

И заметался по людской.

Архаров, не давая знака его удержать, следил за юным красавчиком с холодным любопытством.

– Чей таков? - спросил наконец у Федьки.

– Коли не врет - графа Хворостинина племянник, Вельяминов Кирила, - с немалым сомнением в голосе доложил Федька. - Но это он вчера так говорил. Сегодня, проспавшись, может, что иное скажет.

«Кирила» - стало быть, «Кирилл», а означает… Архаров вспомнил - он узнавал это, желая понять, что заложено в судьбе влиятельного семейства Разумовских. И оказалось, что граф Алексей Григорьевич, как говорили - тайный супруг бывшей государыни Елизаветы Петровны, умерший не так давно, в чумное лето, «защитник». И точно - многих в жизни по доброте своей защитил. А вот его младший брат Кирила Григорьевич, уже третий десяток лет состоящий президентом Академии наук (академии де сиянс, как прежде называли) - тот «солнце». По крайней мере, так отец Никон говорит. Тут еще можно согласиться, хотя странно… Или, если зреть в корень, «кир» по-гречески - господин. Тоже смысл имеется!