Далия Трускиновская - Блудное художество

Когда выдался у него свободный час, Архаров поехал к Марфе мириться.

Инвалид Тетеркин, увидев его выходящим из экипажа, чуть заикой не сделался.

– Молчи, - велел Архаров и пошел к крыльцу.

Марфа в своем розовом гнездышке была занята делом - сама, взгромоздившись на стул, вколачивала в стенку гвозди. Получалось это у нее довольно ловко. Очередная девчонка, взятая для услуг и сомнительного воспитания, стояла возде стула и подавала гвозди.

Архаров молча воззрился на это диво. Марфа повернулась.

Сперва на лице отобразился испуг. Потом - тревога, возможно, за Клавароша. Потом же, когда Марфа окончательно поняла, что беда миновала, - превеликое облегчение.

– Вовремя явился! Сейчас новокупку обмывать станем! - воскликнула она. - Машка, тащи ее сюда!

И прямо при Архарове на стену повесили гобелен, на котором был выткан тускло-розовый купидон чудовищных размеров.

– Ему бы в гренадерском полку служить, - вместо комплимента сказал Архаров.

– Мне теперь иного нельзя. Была молоденькой - и купидон при мне состоял вот такой, вроде петушка. А теперь-то я такова стала, что купидон надобен мне под стать. Малютка с моими заботами не управится!

– Слезай, Марфа, потолкуем. Мне, поди, тоже такой гренадер теперь надобен.

Марфа смутилась - решила, что это намек на ее неисполненное обещание отвести к Архарову Наташку.

– Пойдем, сударь, вниз, - пригласила она. - Угостимся, чем Бог послал.

Архаров не возражал - за столом такие задачки решаются как-то проще.

Но, выпив и закусив, начал он издалека.

– А что Дуня? - спросил Архаров после нескольких словесных маневров. - Бываешь ведь у нее?

– А вот и съездил бы к ней, сударь, утешил, - отвечала каким-то не своим, а весьма зловредным голоском Марфа. - Сказывали, много она по своему покойному Гавриле Павловичу плакала.

Архаров даже несколько смутился - он не представлял себе, как в таких случаях наносятся визиты. То есть, в приличном семействе он бы уж додумался, что сказать, сумел соблюсти правила светского обхождения. Но ехать соболезновать мартоне по случаю смерти сожителя - такого казуса светское обхождение, поди, и не знало.

Однако Марфино лицо при упоминании Дунькиного имени выразило явное неудовольствие…

– Да ты сама-то у нее была? - спросил обер-полицмейстер.

– Была! Их сиятельство никого принимать не изволят! Как знатные барыни, льют слезы в опочивальне!

Архаров покосился на сводню.

Дунька, несомненно, по-своему привязалась к покойному Захарову. Но столь возвышенная скорбь была не в ее вкусе. Да и, позвольте, она ж провела ночь с обер-полицмейстером уже после смерти своего покровителя…

– Так еще сходи.

– Да ну ее. Надоест ей нос задирать - сама прибежит, - старательно показывая беззаботность, отвечала Марфа.

Архаров понял - дело неладно.

Он не мог, разумеется, знать, что после той ночи, когда Дунька по Марфиному зову тут же примчалась лечить его, пьяного до зеленых чертей, своим бабьим способом, они обе, наставница и способная ученица, ни разу не виделись. Не знал, что Дунька, на прощание высказав Марфе несколько кратких и неприятных истин, прекратила беготню в Зарядье - как топором отрубила. И что запретила привратнику Петрушке пускать в дом сводню - тоже не знал.

А кабы и знал - не задумался бы над сей причудой. Мало ли, чего не поделили Марфа с Дунькой.

Конечно, следовало бы после той ночи увидеться с девкой. Что-то такое сказать любезное. Но, право, Архарову было не до того.

– Передай ей как-нибудь - пусть приходит. У меня для нее гостинец есть, - как всегда, неловко пошутил Архаров.

– Что б тебе самому с тем гостинцем к ней не съездить?

Архаров подумал - и высказался прямо.

– Отродясь девок на содержание не брал - черт его знает, как это оно делается.

– Ишь ты, каков! Ну, делается-то просто, без затей. Скажи, что дом ей наймешь, скажи, сколько в месяц на булавки дашь… да попроще говори-то! Дунька тебя и без кумплиманов поймет! Она, я чаю, о том лишь и мечтает. Езжай, батюшка, сам! Нешто она графиня какая, чтобы к ней хитрых баб подсылать? Вот уж тут тебе сводня вовсе не надобна!

Архаров подумал и решил - Марфа права, он и сам с этом делом справится.

– Спасибо за угощенье, Марфа Ивановна, поеду я. А ты сиди тихо, как мышка, чтоб я твоих старых грехов не вспомнил.

– Да я новые наживу, - беззаботно отвечала Марфа. Затем взяла из ряда разномастных флаконов, стоявших на подоконнике, один побольше.

– Возьми, сударь, не все же на французские водицы деньги переводить. У меня не хуже.