Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

— Кто-нибудь поможет мне выйти? — из машины слышится голос бабушки.

Оз смотрит на отца. Тот кивает. Он боится, что если сейчас отпустит Пчелку, та сбежит.

У ворот я беру бабушку под руку, и мы вместе идем по дорожке к дому. Бабушке Джуди еще только семьдесят восемь лет, она бодрая и подвижная. Из-за этого наступление деменции кажется еще более несправедливым.

Мы идем, и я краем глаза вижу, что с каждым шагом лицо ее все больше светлеет. Она окидывает взглядом плетистые розы, азалии, лавочку у реки, старую изгородь, вьющиеся по решетке глицинии и лианы, бронзовую поилку для птиц со статуэтками двух маленьких девочек, играющих в воде.

— Ох, — шепчет она.— Ох, я ведь так люблю это место. Давно я тут не была?

— Думаю, да, — отвечаю я.

— Мне его не хватало,— шепотом говорит она.— Я так по нему скучала...

Мама с папой медлят на верхней ступеньке крыльца и с напряженным любопытством переводят взгляд с меня на бабушку. Пчелка сейчас в ситуации, которую она не контролирует, из-за чего происходящее — и неважно, что это — бесит ее еще больше.

— Эвери Джудит, тебе лучше объяснить нам, что происходит!

— Мама! — обрываю я ее, и Пчелка отступает на шаг. Я никогда раньше не разговаривала с ней в таком тоне. За все тридцать лет. — Пусть бабушка Джуди посмотрит, что сможет вспомнить.

Положив руку на плечо бабушки, я веду ее через порог внутрь коттеджа. Она на мгновение останавливается, ее глаза привыкают к изменению освещения.

Я смотрю, как она обводит взглядом комнату, задерживается на фотографиях и картине над старым камином.

И через мгновение замечает, что в комнате уже кто- то есть.

О, о... Мэй! — произносит она с такой живостью, будто они расстались только вчера.

— Здравствуй, Джуди,— Мэй пытается подняться с дивана, но тот слишком мягкий, и тогда она протягивает вперед руки. Трент, который уже собирался помочь ей подняться, отступает.

Я отпускаю бабушку, и она пересекает комнату одна. Глаза Мэй наполняются слезами, она поднимает руки, сжимая и разжимая пальцы, и зовет к себе сестру. Бабушка Джуди, которая в последнее время так часто сомневается, знает ли она человека, в данную минуту не испытывает сомнений. Самым естественным образом она тянется к Мэй, они обнимаются дрожащими старческими руками. Мэй закрывает глаза, положив подбородок на плечо сестры. Они обнимаются так долго, что наконец бабушка, обессилев, падает в кресло рядом с диваном. Они с сестрой держатся за руки над небольшим столиком сбоку от дивана и смотрят друг на друга так, будто в комнате больше никого нет.

— Я думала, что больше никогда тебя не увижу,— признается Мэй.

По жизнерадостной улыбке бабушки понятно, что она и не ведает о препятствиях, которые способны их разлучить.

— Ты же знаешь, я всегда приезжаю. По четвергам. В День сестер,— она указывает на кресло-качалку у окна.— А где Ферн?

Мэй чуть приподнимает руку бабушки и легонько трясет, •

— Ферн больше нет, моя дорогая. Она умерла во сне.

— Ферн? — плечи бабушки опускаются, а глаза наполняются влагой. Слезинка стекает вдоль носа. — О... Ферн.

— Остались только мы двое.

— У нас есть Ларк.

— Ларк умерла пять лет назад. От рака, помнишь?

Бабушка Джуди сутулится чуть сильнее и вытирает еще слезу.

— Боже мой, а я ведь забыла. От моего разума остались жалкие крохи.

— Это неважно,— сестры всё еще держатся за руки.— Помнишь, как мы провели нашу первую неделю на Эдисто?

Она кивает на картину над камином.

— Разве не прекрасное было время, когда мы все были вместе? Ферн там очень нравилось.

— Да, хорошо было, — соглашается бабушка Джуди. Я не знаю, действительно ли она вспомнила или просто пытается быть вежливой, но неожиданно у нее наступает просветление.— Ты раздала нам браслеты со стрекозами. Три стрекозы — в память о тех, кого мы потеряли навсегда. Камелия, Габион и мой брат- близнец. Тем же вечером мы отмечали день рождения Камелии, да? Камелия — это стрекоза с ониксом,— в глазах бабушки свет вернувшейся памяти. Сестринская любовь согревает ее улыбку.— Тогда мы были просто красотками, правда?

— Да, настоящими красавицами. У всех нас прекрасные мамины волосы, но только ты унаследовала ее милое лицо. Если бы я не знала, что на той фотографии запечатлены мы вчетвером, то подумала бы, что на ней — я, Ферн, Ларк и наша мама.

За моей спиной мать шипит сквозь зубы:

— Что тут происходит?!

Я чувствую, как от нее исходит жар. Она вспотела, а ведь Пчелка никогда не потеет.