Марек Краевский - Крепость Бреслау

— Гавличек! — крикнул он своему помощнику. — Давай тут побольше смотровое окошко! И разрежь ее тщательно, до самого подбрюшья, понимаешь?

— Сделаю, господин доктор, — пробормотал старый помощник и приковылял с подобным треугольником, но побольше. Потом потянул ножом по коже — к лобковому бугорку.

Лазариус наклонил испещренную коричневыми пятнами лысину над женщиной, а в свои отмеченные бельмом реактивов руки окунул туда, где — как бы это написал поэт — уже не выйдет ни один пророк. Под металлом щипцов почувствовал какой-то твердый предмет. Сердце у него забилось сильно. Поднял смотровое окошко и сунул щипцы глубже.

Скользили по какому-то гладкому предмету. Через некоторое время слегка заскрежетали и на чем-то сжались. Высунул их и посмотрел на предмет, который захватил. Доктор Зигфрид Лазариус видел уже многое в Камеруне и в Бреслау. Ничего подобного, однако, не видел. Во влагалище женщины оказалось окровавленное горлышко бутылки с фарфоровой крышкой. Ее рваные края были покрыты мелкими сгустками.

Лазариус встал и принял решение, которое было для знающего его много лет раскройщика Гавличека чем-то курьезным, чем-то, чего никогда еще — как далеко простиралась память Гавличека, не было в Институте Судебной Медицины. Еще никогда, ибо доктор Лазариус не оставил вскрытия до следующего дня.

Доктор, тяжело дыша, сказал:

— Продолжим завтра, Гавличек. Плохо себя почувствовал. Иди домой!

— Да, доктор. До свидания, — буркнул Гавличек и вышел из прозекторской.

Лазариус накинул на труп прорезиненную простыню и тоже покинул свое место работы. Руки вымыл тщательно с марсельским мылом, а потом обеззаразил их спиртом. Закрыл прозекторскую на ключ, который бросил двум дежурным, сидящим у главного входа. Сам он пошел медленно по лестнице в свой кабинет. Сквозь щели в дверях просачивался запах дыма из трубы соседнего крематорий.

Он сидел у огромного стола и тяжело дышал. Через некоторое время в его обесцвеченных пальцах оказалась маленькая карточка с номером телефона.

Лазариус набрал номер и, услышав мужской голос, сказал:

— Случилось, штурмбанфюрер. Снова произошло то, о чем вы говорили.

— Прошу молчать, доктор. Пожалуйста, не забывайте о своей дочери.

Капитан Мок и профессор Брендел сидели в одной из последних действующих в Бреслау забегаловок, которая официально была бункером противозенитным. Это был подвал ресторана «Schlesierland» на Гартенштрассе.

Ее юридический владелец, довоенный ресторатор Артур Биттнер, и его молчаливый помощник, командир одного из батальонов Фольксштурма Хайнц Франк, не особенно заботились о последних клиентов, которые были достаточно богаты, чтобы капитуляции крепости Бреслау ждать в состоянии полного опьянения, и имели достаточно связей, чтобы не беспокоиться о патриотической обязанности трудиться. Среди них были офицеры в штатском, которые хотели тут отдохнуть от выдачи бессмысленных приказов, военные вдовы и невдовы, так называемые невесты из крепости Бреслау, которые своими прелестями вывернулись от январской эвакуации и теперь, благодаря им получили привилегию не работать или миску супа для больного ребенка, владельцы похоронных фирм и священнослужители без каких-либо признаков своего духовенства. Последний топили в напитках богословские комплексы и поддерживали все темы, кроме философских и политических.

Гости толпились в тесном, задымленном подвале и провожали пьяным взглядом друг друга. Чаще всего в молчании слушали военные баллады, исполняемые под аккомпанемент расстроенного аккордеона, или на языке жестов определяли цену прелестей невест и крепости Бреслау.

Владельцы забегаловки, не имея почти вообще конкуренции, на заботились ни о каком-то качестве подаваемых напитков, ни о вежливости обслуживания.

Капитан Мок и профессор Брендел угостились весьма обильно горьким ликером из трав «Rubezahl» и закусили сильно начесноченным паштетом из зайца. Это могло свидетельствовать о большой проницательности мясника, который хочет свой товар продавать как можно дольше и уменьшает благодаря этим приправам другие запахи, неприятные для покупателей.

Оба мужчины, жестоко униженные сегодня Гнерлихом, не обращали особого внимания ни на еду, ни на кельнера, который поставил им закуски с такой силой, что кусок паштета скатился вниз с блюда на залитую пивом скатерть. Они сидели в молчании, и ни один из них не знал, как поделикатней задать другому вопросы, которые каждого из них очень волновали.