К Сэнсом - Каменное сердце

— Мастер Шардлейк…

— Что случилось? Джозефина?..

— Нет, с ней все в порядке, сэр! Но миссис Тамазин… Ее помощница по хозяйству прибежала за мастером Гаем. У нее до срока начались роды, и мамаша Маррис страшно перепугалась…

Я развернулся на месте и побежал вдоль Канцлер-лейн к дому Барака, мимо адвокатов, останавливавшихся и недоуменно провожавших меня взглядом.

Мне открыл сам хозяин, взъерошенный, возбужденный и с кружкой пива в руках. Из-за закрытой двери спальни до нас доносились тяжелые стоны.

Джек втянул меня в дом и рухнул на крохотную скамейку в прихожей.

— Где Гай?.. — спросил я у него.

— У Тамми, — простонал мой помощник. — Не успел я провести дома и получаса, как у нее отошли воды. А до срока ей еще две недели! В прошлый раз ребенок родился вовремя, да и то…

— А где мамаша Маррис?

— Она там, вместе с Гаем. А меня они выставили сюда.

— Послушай… — Я забрал у клерка из рук кружку с пивом, которой он жестикулировал настолько бурно, что вполне мог расплескать содержимое. — А что сказал Гай?

— Сказал, что рановато. Мамаша Маррис страшно перепугалась и помчалась за ним.

— Ну, раз на раз не приходится, — рассудительно заметил я, — одни дети не спешат родиться, а другие вполне могут и поторопиться с появлением на свет.

Мой друг с мукой посмотрел на закрытую дверь, крики и стоны за которой не утихали.

— Во время родов это нормально. Ты же знаешь… — попытался я подбодрить его.

— Если с Тамми что-то случится, я этого не перенесу, я снова запью… Она для меня — все… — полным отчаяния голосом пробормотал будущий отец.

— Я знаю это. Знаю.

— Пусть даже будет девочка, мне все равно… — прошептал Барак и вдруг умолк.

Крики в спальне утихли. Наступило продолжительное, вселяющее ужас молчание. А затем до нашего слуха донесся негромкий недовольный голосок младенца. Барак открыл рот, но ничего не сказал. Дверь отворилась, и в ней появился Гай, широко улыбаясь и вытирая руки полотенцем:

— Джек, поздравляю! У тебя родился крепкий и здоровый мальчуган!

Подскочив на месте, хозяин дома подбежал к врачу и стиснул его руку:

— Спасибо! Спасибо вам огромное!!!

Облегчение переполняло его грудь.

— Мне-то за что? Благодари Тамазин. Вообще вторые роды… — начал было рассказывать Малтон, но Барак уже бросился мимо него в комнату.

Я осторожно последовал за ним.

Джейн Маррис стояла возле постели, держа в руках крошечную фигурку в свивальнике. Джек припал к жене.

— Полегче, дурачок, — сказала она негромко и, улыбнувшись, погладила его по голове. — Полюбуйся на своего сына.

Джек подошел к ребенку. Мы с Гаем заглянули через плечо Джейн.

— Какой красавец… чудесный малыш, — проговорил Барак, осторожно прикасаясь к крошечной ладошке новорожденного. — Правда же?

— Ну конечно, — согласился я, хотя, по правде говоря, все младенцы для меня были на одно лицо… такие маленькие старички.

Впрочем, парень явно был здоров и вопил во всю глотку. Я заметил на его макушке клок светлых, как у Тамазин, волос.

Внезапно мой помощник повернулся к врачу, и на лице его проступила тревога.

— А с ним действительно все в порядке?

— Более здорового ребенка мне еще не доводилось видеть, — заверил его медик.

Барак снова посмотрел на своего сына и негромко заметил:

— Подумать только, этот человечек может дожить до наступления нового века. Надо же, просто в голове не укладывается…

— Ну что, получил наконец своего Джона? — улыбнулась ему с постели супруга.

Задумавшись на мгновение, Джек покосился на меня и вдруг спросил:

— Тамми, а что ты скажешь, если мы дадим нашему мальчику другое имя?

— Какое же? — удивилась молодая мать.

— Давай назовем его Джорджем, — попросил ее муж. — Как нашего первенца. Мне хотелось бы назвать его Джордж Ллевеллин-Карсвелл. — Он снова посмотрел на меня и добавил: — В память наших друзей.

[30] Справедливая война (лат.).

[31] Первое послание Коринфянам 13: 13.

Ноябрь 1545 года, четыре месяца спустя.

На кладбище задувал холодный ветер. Последние листья уже опали с веток, и порывы ветра кружили их и с тихим шепотом гнали мимо моих ног. Поплотнее запахнув кафтан, я пошел к церкви. Совсем скоро уже наступит зима.

Остановившись возле могилы Джоан, я положил перед надгробным камнем последнюю розу из своего сада и постоял мгновение, стараясь понять, что сказала бы эта добрая женщина об изменениях, происшедших летом в моем доме. Мне, как и прежде, до сих пор приходилось обходиться без эконома. Я побеседовал с несколькими претендентами на эту должность, однако никто из них не обладал той чувствительностью, каковая, по моему мнению, была необходима для обращения с Джозефиной. Ей стало намного лучше, однако любая случайная ошибка, любое мелкое замечание выводили девушку из душевного равновесия, и она вновь становилась неуклюжей. Время от времени, возвращаясь домой из Линкольнс-Инн, я замечал ее в окне, со странным напряжением во взгляде созерцавшей улицу. Понятно было, что она высматривает Колдайрона, однако что преобладало в душе Джозефины — страх перед его возвращением или стремление к той защищенности, которую он создавал в ее жизни, — я сказать не мог.