Юлия Нелидова - Секрет индийского медиума

— Чуть выше среднего роста, очень вежлив, очень учтив.

«Точно не Делин, — подумала Ульяна, — вежлив и учтив».

И она хмыкнула.

— Темноволос, — продолжал перечислять немец, — в светлой визитке, немного прихрамывал. Но он и прежде являлся и тоже от вашего имени, но в другом виде, я не сразу его узнал. Тогда он заказал паспорта на имя Эмиля Герши и некого Иноземцева. И проявил редкостную дотошность, принимая заказ. Даже кое-что велел переделать. Такого в моей практике не было. Я всегда достаточно точен в изготовлении оттисков…

— Когда же это было?

— Несколько дней назад.

— Несколько дней назад… — проронила Ульяна потерянно. — Когда? Когда именно?

— Дайте подумать… — немец принялся мычать, в мыслях что-то подсчитывая, потом выдал: — 12 января. Как раз в день, когда пришла партия шелка, он и явился, этот странный господин, в первый раз.

Точно во сне, Ульяна вышла из подвала, поднялась в забитую коробками комнату, на диване почивал завернувшийся в плед бородатый немецкий мещанин, видно, сторож. Потом проследовала в помещение с высокими витринами, уставленными цветным фарфором.

Брякнул колокольчик, и она оказалась на Аллеештрассе.

Морозный воздух ударил в раскрасневшееся лицо. Господина Кёлера рядом уже не было.

Машинально отстегнув шляпку с каскадом перьев, она подала ее проходившей мимо девочке, удивленно принявшей дар от красивой юной незнакомки. Не сбавляя шага, сняла накидку, вывернула ее наизнанку, вновь надела, но уже другой, темной стороной наружу, из подклада вынула шиньон седых волос, нахлобучив его на голову, коробочку с серой пудрой — машинально прошлась пуховкой по щекам, глазам, носу. С платья сорвала все оборки, ею прежде пришитые на живульку.

И зашаркала вдоль трамвайных рельсов седовласой сгорбленной дамой в старческой накидке, отороченной зайцем, — прохожие, каждый занятый своим делом, и не заметили этого молниеносного перевоплощения. Летела молодой фройляйн, а обернулась почтенной фрау.

В мыслях же Ульяна пыталась лихорадочно припомнить, что было 12 января 1890 года.

Сия распроклятая дата всплыла в памяти напечатанной телеграфным шрифтом на сером листке бумаги. В тот день, а точнее, ранее утро, почтовая станция только начала свой рабочий день, они с Герши получили телеграмму от Ромэна, в коей тот впервые упомянул адрес гостиницы, где остановился Иноземцев. Весь день Ульяна изображала юную ученую Лорен Ману, блестяще подсунувшую тетрадь русского доктора в ворох бумаг на столе управляющего «Фабен», в то время как Герши должен был дожидаться у себя в номере у Петерманнов.

Но если Герши был в Дюссельдорфе у Кёлера, пока Лорен Ману улыбалась Беккеру, то зачем же негоднику фальшивый паспорт на собственное имя? Нет! Герши — этот неуклюжий увалень — фигура довольно приметная, тем более он далеко не темноволос, его лицо, обрамленное светлыми завитушками, как у Путти, тотчас бы стало самой первой приметой, которую Кёлер поспешил назвать. Темноволос, с внешностью француза…

Эврика! Кто с внешностью француза, как не сам француз!

И тут Ульяна мгновенно все поняла.

«Очень странную игру ты затеял, Ромэн. Кажется, — с грустью подумала она, — породила я чудовище, которое меня же саму медленно сжирает. Этот маленький прохвост зачем-то возжелал поиграть втемную. Нарочно тянул время с поисками журналиста… Бог ведь знает, что у него на уме».

Ноги Ульяны сами привели к парадной «Брайденбахер Хоф». Она постояла немного, грустно попялившись на украшенные кудрявыми пилястрами окна, повздыхала, вспоминая, как Иван Несторович ее водой отпаивал в хижине у реки. А потом отправилась на Кенигсаллее, прикупить корзинку яиц для будущего спектакля в редакции «Норддойче альгемайне цайтунг».

Ромэна в Дюссельдорфе искать — все равно что клопа под плинтусом. Иноземцев теперь тоже из поля зрения потерян, и неизвестно, в отеле ли он сейчас или съехал. Остается найти герра Лупуса и прижать его к стенке.

Уселась в парке на скамейке, где прохожих почти не было, лишь напротив сидел пожилой господин с клюкой и, кажется, мирно спал, уронив на грудь газету. Разбила яйца, густо обмазала лицо, шею, руки яичным белком, тот мгновенно высох, сделав кожу Ульяны похожей на печеное яблоко. Не слишком приятной была процедура превращения девушки в девяностолетнюю даму, ибо высохшая яичная маска причиняла чудовищное неудобство и даже боль. Но Ульяна терпеливо сжала зубы, которые обработала темной краской, чтоб не шибко в глаза бросалась их здоровая белизна. Для виду согнулась в три погибели, у заснувшего старичка позаимствовала клюку и двинулась на вокзал, чтобы до захода солнца прибыть в Берлин. Ибо трястись в поезде часов шесть, не меньше.