Бросившись на него сзади, вцепилась в затылок и приставила нож к горлу.
— Говори, откуда пришел? — едва успела прошипеть она, как вместе с ним же повалилась на пол. Полнотелый адвокат от неожиданности тотчас в обморок грохнулся, хрупкую Ульяну утянув с собой, та не успела и рук разжать, чуть не полоснула бедолагу ножом. Поднялась, нож в складках платья спрятала.
— Что ты будешь делать? — вздохнула Ульяна, безнадежно покачав головой. Но тотчас же себя отдернула: «Не ты ли каждый раз в обмороки падаешь, едва кто на хвост принимается наступать, сколько раз тебя выручала эта удивительная способность терять сознание?»
Теперь вместо ножа велодог достала и принялась адвоката за плечо теребить, продолжая зло шипеть на него:
— А ну подымайся, негодяй! Подымайся, говорю, иначе пущу пулю меж глаз, никто на помощь не подоспеет.
Бедный Герши пришел в себя, колпак с головы сорвал: трясется, как давеча Нойманн трясся, слова вымолвить не может. На колени встал, глаза зажмурил.
— Убьете… теперь, да? — застонал он. — Вот и наказание за мое любопытство… стреляйте!
— За какое такое любопытство? Стало быть, сознаетесь, да?
— Да, сознаюсь. Но никогда бы не смог я, даже будь во мне вся храбрость мира, суд над вами свершить.
— Экий негодник. Ну сейчас ты мне все доподлинно расскажешь и даже покажешь!
Ульяна подошла к окну и, держа адвоката на мушке, распахнула его. Сама же в кресло уселась.
— Влезай на подоконник! Живо! — махнула она револьвером.
Тот послушно стал ползти на коленях к окну, украдкой оглядываясь на дуло велодога, верно, в надежде, что девушка отменит приказ.
— На подоконник, — шикнула она.
Дрожа, судорожными пальцами цепляясь за раму, Герши начал свой крестный ход. С трудом взобрался. Вниз смотрит, колени разогнуть не может, трясется весь, аж жалко Ульяне стало. Но нет, самые коварные обманщики в первую очередь самые распрекрасные актеры. Небось видит, что перед ним женщина, и валяет дурака в надежде сердце растопить.
— Прыгайте!
— Не могу… не могу… лучше застрелите…
— Прыгайте и спасайтесь — бегите, я вас преследовать не стану.
А сама думает: «Только прыгни, нехороший ты человек, я тебя тотчас догоню и глотку перегрызу собственными зубами».
— Помилуй бог, мадемуазель Бони… Бюлов… я разобьюсь.
— А когда с крыши фабенской лаборатории прыгали, не забоялись разбиться, а?
— С крыши? — адвокат аж на мгновение дрожать перестал и всхлипывать. — Не был я… на крыше лаборатории фабенской… Что ж мне делать там? Никогда не был. Почему вы такое про меня говорите?
— Цыц, здесь я вопросы задаю. Что за зверье?
— Какое зверье? Мадемуазель Бюлов, вы шутите надо мной?
— Тогда в чем сознаться хотели?
— В том, что я в полицию потому не пошел и намеренно вам не препятствую, а все смотрю, что дальше будет. Да и могу ли я хоть слово против сказать, вы разве послушаете? Но доверие у меня к вам огромное: я знаю, что дурного вы не желаете сотворить. А вот отчет в Сюрте [23] Сюрте — французская полиция.
я бы потом подал все-таки, признаю, когда б вы уже скрылись где-нибудь. Да не подумайте обо мне плохо. Не тот я человек, чтобы судить вас… Но ведь, если я поведаю о знакомстве с вами, меня, быть может, в парижскую полицию возьмут.
На что Ульяна с облегчением вздохнула.
— Я так и знала, что вы низкий и гадкий человечишка. Против сказать — не говорите, судить меня не беретесь, а в Сюрте ваше заявить хотите. Трудно понять ход ваших мыслей, Герши.
— Но так ведь сколько людей головы ломают: кто это такая таинственная Элен Бюлов?
— Вам их жалко, что ли? — скривилась Ульяна.
— Жалко! Очень жалко. Я ведь сам такой. Полгода места себе не нахожу, едва узнал о вашем существовании. Мир должен о вас наконец узнать!
— То есть, чтобы удовлетворить любопытство кучки недалеких сотрудников Сюрте, вы хотите меня им сдать? Вот живи после этого честно! Про таких у нас в России знаете, как говорят? «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».
— Нос? Почему же? За что? — совершенно искренне удивился адвокат.
— За любопытство, Герши! Ибо это не порок, но большое свинство.
— Нет же, нет, не в любопытстве дело. По совести поступить надобно, баланс сил во Вселенной нуждается в постоянном равновесии. Ведь у вас одна правда, у них — другая. И вовсе не значит, что чья-то правда важнее и значимее, вовсе нет. Правда — она есть все в этом мире, нет ничего, что бы происходило вопреки правде.
— Что за чушь? Какой еще баланс сил во Вселенной? — скривилась Ульяна, даже несколько опешившая от внезапных невразумительных речей адвоката. Не помешался ли он часом от испуга?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу