Юрий Иванов-Милюхин - Атаманский клад

— Понял, — помощник Скирдача снова кивнул головой.

Коца сложил пику и сунул ее в карман пальто, загадочно подмигнув, пошел к мужику довершать сделку. Он знал, что отморозок без мобильника не сдвинется с места. Это он допустил, что у него отобрали сотовый.

Мужик продолжал приплясывать вокруг табуретки с зажатой в руке тряпкой с драгоценностями, которую он и не думал прятать. Его без вина опьянили большие деньги, полученные вчера и сегодня. Коца расстегнул замок на сумке, вытащил три тысячи рублей в пачках, смачно шлепнул ими о сидение:

— Отдаю все бабки за то, что в твоем узелке, — сказал он как можно тверже, осознавая, что это грабеж среди белого дня. Но выхода никакого не было. — Что ты вылупился как на Мону Лизу? Говорю тебе, я пошел ва-банк.

— На кого я вылупился? — пастух сморгнул редкими ресницами. Неизвестные слова ослабляли его нахрап. — Куда это ты собрался? Давай договоримся, потом каждый по своим углам.

— Я выложил всю наличку, теперь тебе решать, отдавать мне все цацки за эти деньги, или возвращаться с ними домой, — не стал валютчик вдаваться в подробности.

— Он все выложил, барин в красной рубахе! — передразнил мужик, потом сощурился. — Ты сам показывал мне нутро кошеля, пачек там было больше.

Коца сцепил зубы, чтобы не взвыть серым волком, но у валютчиков довести клиента до нужной кондиции считалось особым шиком. Однажды он обул цыган, хитрых без меры, которые принесли золотую цепочку граммов на триста. Положив ее на японские электронные весы, Коца незаметно перебросил один конец за край пластмассовой коробочки и включил кнопки. Прибор зафиксировал вес изделия, которое громоздилось лишь в чашечке, он оказался меньше на девяносто с небольшим граммов. Цыгане возбудились, замахали руками, они могли определить безо всяких приборов вес изделия до одной десятой доли грамма. Началась перепалка, обещавшая закончиться поножовщиной. Валютчик перевешивать цепочку отказался наотрез. Когда спор достиг апогея, один из цыган, заросших черным волосом, сорвал “кардинала” с толстой и потной шеи, сунул его в руки меняле:

— Вешай, — потребовал он. — Но знай, если вес будет неправильный, тебе не жить.

— Да чхать я на тебя хотел, чмо стадное, — ощерился Коца, втыкая пику в деревянный прилавок, на котором лежали весы. — Как я сказал, так и будет.

Затем скомкал “кардинала” в клубок, кинул в центр чашечки посередине плоского прямоугольника. Цифры в окошечках замерли на двухсот тридцати и пяти десятых грамма. Коца взвесил изделие тютелька в тютельку. У ромалэ задергались жирные щеки, он перевел взгляд на первую цепочку, потом на свою. И медленно вытащил руку из кармана.

— Все правильно, это ее настоящий вес, — сказал он возбужденным своим соплеменникам, тоже сжимавшим в кулаках складные ножи. — Получайте расчет и авен пи базарэ.

Они ушли, натянутые на девяносто с лишним граммов чистого золота, так и не понявшие, как могло произойти, что цепочка за дорогу до базара похудела почти на сто граммов. Для них главным оказался последний пример с правильным весом.

Валютчику сейчас предстояло раскрутить пастуха на тех нескольких тысячах рублей, которые он специально не выложил вместе с основной кучей денег. Это была приманка, и он это сделал, чисто по ростовски. Когда на стул шлепнулась сверху кучи бабок последняя пачка, а Коца показал нутро опустевшей сумки, пастух махнул рукавом брезентового плаща:

— Забирай, — прохрипел он, взопревший до портянок. — Ох и хитер ты, чистый ахверист!

Мужик принялся распихивать деньги по пазухе, скоро он превратился в Карлсона с молочно-товарной фермы без пропеллера на спине. Коца несколько раз оглядывался на помощника Скирдача, застывшего в проеме двери. Но тот докуривал сигарету, не выказывая интереса к происходящему. Впрочем, валютчик старался все время сделки стоять так, чтобы с его места было видно как можно меньше. Наконец, пришла пора трогаться на выход и разбегаться в разных направлениях.

— Ничего больше нет? — поинтересовался Коца, сжимаясь от мысли, что если пастух нашарит еще один узелок с цацками, у него не хватит сил на обработку первобытного существа, выдравшегося из степных просторов, и на выбивание бабок у менял.

Мужик важно пробурчал:

— Пока все, надумаю еще, подъеду.

— А когда надумаешь? Надо деньги приготовить, чтобы не получилось как сейчас. Ты тоже вон сколько времени потярял, даже заночевать пришлось.

— Ночку я провел с двумя нацменами в одной комнате. Думал, порешат, — мужик нервно передернул плечами, поднял кверху глаза, — Сегодня четверг? Посередине недели у меня бывает выходной, вот и считай, чтобы от Нового года как раз серединка подперла. А ты тоже денег накрути, чтобы по друзьям не бегать.