Антон Чижъ - Божественный яд

— Взял! — радостно закричал Мечислав Николаевич. — Свет, скорее!

Ванзаров поднял с письменного стола подсвечник с тремя зажженными свечами и опустил к полу, освещая лицо пойманного. Он увидел длинные седые волосы и белую, окладистую бороду. Мужичок придушенно хрипел и дергался, пытаясь вывернуться.

— Советую не трепыхаться! — доброжелательно сказал Ванзаров. — В ваших интересах вести себя тихо.

Сыщик внимательно разглядывал задержанного. Что в кабинете профессора делает какой-то деревенский оборванец? Нет, это абсурд! Родион Георгиевич внимательно вгляделся в покрасневшее лицо, которое показалось странно знакомым. Пойманный был поразительно похож на того старичка, который топтался под окнами «Польской кофейни».

И вдруг Ванзаров все понял.

В кабинет вбежал Лебедев.

— Взяли?! — взволнованно крикнул он. — Что за птица?

Эксперт с любопытством нагнулся, разглядывая дедка.

— Пусти, окаянный, задушишь! — прохрипел тот.

— Мечислав Николаевич, поднимите его! — попросил Ванзаров.

Ростом дедушка не доходил ротмистру и до плеча. Он жадно глотал воздух и таращил налитые кровью глаза.

— Откуда здесь селянин? — удивленно спросил эксперт.

— А вот сейчас узнаете! — и Ванзаров дернул за бороду старичка.

В кулаке сыщика оказался пучок седых волос, приклеенных на марлю. Следом Ванзаров сорвал с деда густой парик.

— Ну, здравствуй, Баска! — сказал он.

Старуха скривила рот в улыбке.

— Вот ведь пес хитрый! Унюхал! — прохрипела она.

— Заметьте, коллега, наша знакомая глухонемая все слышит и прекрасно говорит! — Ванзаров сел в кресло профессора за его письменным столом. — Аполлон Григорьевич, зажгите керосиновую лампу. А то зачем ей зря стоять. Ведь вы, Надежда Константиновна, готовили и тут поджог, не так ли?

Кабазева только зло усмехнулась.

— У меня просто нет слов! Восхищен! — воскликнул Лебедев, настраивая пламя керосинки.

В комнате стало светлее.

— Ну-с, голубушка, поведаете о своих подвигах? — попросил сыщик. — Кстати, если хотите, можем называть вас Посланником Сомы!

— Надо было тебя по-простому, ножом да пулей… — пробормотала старуха, успокоив дыхание. — Не справилась девчонка!

— Зря вы наговариваете на госпожу Ланскую, или, если угодно, Валевску, она сделала все, что могла. По чистой случайности моя семья не поужинала мышьяком! Так что прикажете с вами делать?

Кабазева устало уронила голову.

— Пусть твой пес мне руки опустит, — иначе ничего не скажу, хоть режьте!

— Мечислав Николаевич, обыщите даму, может, у нее нож или браунинг припрятан! — Ванзаров тяжело вздохнул.

Ротмистр тщательно прощупал рубаху, порты и даже онучи, но ничего не нашел. Он легонько толкнул Кабазеву к книжному шкафу, а сам закрыл дверь в кабинет и прислонился к ней спиной. Лебедев уселся в кресло напротив, с интересом наблюдая за необычной старухой.

— Сразу хочу сказать, что мы знаем практически все! — продолжил Ванзаров. — Мы знаем, что вы убили собственное дитя, рожденное с уродством двунастия. Мы знаем, что вы утопили профессора Серебрякова. Нас интересует только одно: зачем?

Кабазева гордо подняла голову.

— Революционер — человек обреченный! — глухо проговорила она. — Для него нет ни родных, ни близких, ни друзей. Вся его жизнь подчинена одному — страстному, полному, повсеместному и беспощадному разрушению. Всегда и везде он должен поступать так, как этого требует единственная мораль и нравственность — торжество революции! Вам этого не понять!

Лебедев театрально схватился за виски.

— Боже мой, двадцатый век на дворе, а нечаевщина и «Бесы» господина Достоевского — тут как тут! — заявил Аполлон Григорьевич трагическим тоном.

На Ванзарова патетическая речь старухи не произвела никакого впечатления. Он заранее был готов встретиться с подобным характером. Человек, совершивший столько преступлений, не мог быть слабой натурой.

— А нельзя ли подробнее. Детали, так сказать? — спросил Родион Георгиевич.

Кабазева презрительно посмотрела на сыщика.

— Деталей хотите, господин полицейский? Извольте!

ПОКАЗАНИЯ

КАБАЗЕВОЙ НАДЕЖДЫ КОНСТАНТИНОВНЫ,

ДАННЫЕ ЕЮ ЧИНОВНИКУ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ

ПЕТЕРБУРГСКОЙ СЫСКНОЙ ПОЛИЦИИ

Р. Г. ВАНЗАРОВУ (БЕЗ ВЕДЕНИЯ ПРОТОКОЛА)

«Двадцать лет назад я, вольнослушательница Петербургского университета, посещала лекции тогда еще доцента Серебрякова. Мне нравилась эта широко мыслящая, свободолюбивая личность. На лекциях он говорил о праве каждого человека быть свободным и счастливым. Меня глубоко трогали его слова.