Валентин Курицын - Человек в маске

— Вы, кажется, записались на очередь? Но вам долго придется ждать. Не желаете ли сыграть со мной, сейчас как раз моя запись?

— Но я не знаю вашей игры!

— Видите ли, — начал Коко, выбирая себе кий, — на моей стороне, есть, конечно, некоторое преимущество, а именно: привычка к биллиарду. Вы же, кажется, здесь человек новый.

— Да, я еще ни разу не играл на этом биллиарде.

— А потому, чтобы не было вам обидно, я дам вам пятнадцать очков вперед.

— Что ж, попробуем, сгоняем партию, — согласился Гудович, прекрасно выдерживая взятую на себя роль.

Коко постучал кием.

— Шары! — скомандовал он маркеру.

— На сколько играем? — осведомился он у своего партнера.

— Да, я думаю, для начала по рублику поставим, — скромно ответил Гудович.

— Разбивайте! — предложил ему Коко начать партию.

…Обычные посетители биллиардной с любопытством следили за ними: слава Коко, как прекрасного игрока, была им известна…

Все было разыграно как по нотам. Проиграв одну партию Салатникову, Гудович сделал недовольную мину и решительно отказался играть далее.

— Будет с меня! — кратко, но многозначительно ответил он на предложение Коко продолжать игру. Последний небрежно опустил в жилетный карман выигранный рубль, пожал плечами и с деланно скучающим видом вышел из биллиардной.

— Видно птицу по полету, — процедил сквозь зубы Гудович, ни к кому, собственно, не обращаясь, — должно быть, хлеб свой ест на биллиарде!

— Я этого фрукта знаю… Игрывал с ним! — отозвался один из зрителей, наблюдавших за игрой. Невысокого роста, коренастый брюнет, одетый в темную пиджачную пару и лакированные сапоги. По жилету у него была пущена массивная золотая цепь с множеством брелоков.

— А что… профессионал?

— Вроде того…

— Досадно, право, что приезжий человек, не знающий никого в городе, обычно делается жертвой своего пристрастия к биллиарду, — спокойным, выдержанным тоном начал Гудович, садясь на скамейку рядом с заговорившим с ним брюнетом. — Вот лично я про себя могу сказать: при каждом моем приезде в незнакомый город обязательно налетишь на какого-нибудь молодца и проиграешься. Охота пуще неволи! Как говорит пословица. И верно: поиграть хочется, а знакомых нет!

— Это вы, господин, правильно говорите. Мы тоже от эфтой самой охоты немало денег порастрясли, — добродушно заметил брюнет в лакированных сапогах.

— Что касается меня, то я теперь уже привык с первой партии узнавать игрока-профессионала. Много от меня не поживутся! — уверенно заявил Гудович, уже догадавшийся, что с ним разговаривает не кто иной, как сам Зорин, про которого ему говорил Коко. После небольшого молчания брюнет вежливо обратился к Станиславу Андреевичу:

— Извините, господин, как я сам, значит, любитель покатать шары, и вы, похоже, тоже не прочь зфтим побаловаться, то не сыграем ли мы с вами?

Гудович с душой улыбнулся.

— Что ж, пожалуй, сыграем! — нарочно выдержав паузу, ответил он.

— Мы тоже люди приезжие. Знакомства здесь, признаться, мало имеем. Вечер-то делать нечего, от скуки хочется побаловаться малость.

— Виноват! — сделал Гудович красивый жест, — у меня есть обыкновение — с незнакомыми не играть, а поэтому… позвольте представиться!

Он вынул из бумажника визитную карточку и с вежливым поклоном передал ее брюнету. Тот даже растерялся от неожиданности. Он вертел карточку в руках и смущенно бормотал:

— Очень приятно-с! Очень приятно-с! Будем знакомы… Только вот эфтой штуки при мне не имеется… Разрешите уж так… попросту, значит… Зорин фамилия наша… из Мариинска мы… по торговой части… Здесь же, в «Европе» и стоим…

Гудович вновь поклонился и распорядился поставить шары.

— Рублика на три? — спросил Зорин, выбирая кий.

— Отлично! — ответил Гудович.

— Как же иначе? Нам друг друга обманывать не гоже. Посмотрим, как игра обозначится.

Первая партия была сыграна вничью. Затем все пошло так, как и было предположено Гудовичем и Коко заранее. Короче говоря, часам к двенадцати ночи Зорин был в проигрыше рублей на сто. Играя, он горячился, увеличивал ставки, сердито плевал при проигрыше и неистово мелил кий. Оба они, и Зорин, и Гудович, порядочно устали от такой продолжительной игры. Они были давно в одних жилетках, то и дело обтирали пот. Воздух в биллиардной, наполненной густыми клубами дыма, был невозможен. Нечем было дышать.

— Тьфу! Матери твоей черт! — озлобленно плюнул Зорин, безнадежно махнув рукой. — Сам себя зарезал: над самой лузой шара подставил… Эх, не умеешь играть, не берись!