Юлия Яковлева - Небо в алмазах

– Вот! – возвестил лупоглазый. – Сил моих больше нет вас всех по углам собирать. Только камеру выключат, расползаются, как тараканы. Пауза не для вас! Запомните! А для актеров и режиссера! Я вам не Наполеон, чтобы за каждым бегать. Что?

– Моисей Борисч, я давно предлагаю: давать сирену. Общую повестку. Как на заводе. Перекур окончен.

– Кстати, вы. Не курите! – Моисей Борисович ткнул пальцем в знак, изображавший перечеркнутую сигарету. – Огнеопасно!

Женщина неторопливо затянулась. Потом так же томно загасила сигарету в маленькую пепельницу. А Моисей Борисович уже унесся. Стриженая женщина отодвинула пепельницу и без предисловий схватила Зайцева за нос. Сон затянулся, подумал он. Она тянула его с недовольным видом, как будто нос на Зайцеве был чужой, резиновый или вообще лишний.

– Нос некондиционный.

И не успел Зайцев глазом моргнуть, как она подцепила железный пинцет. И через секунду у Зайцева оказалось по ватной пробке в каждой ноздре, а в голове – ощущение глухого насморка. Женщина созерцала результат, слегка откинувшись.

– Нет, – возвестила. – Какой же это тип? С ума посходили? Народные носы нужны. А это не нос, это контрреволюция. Черт-те кого приводят. А я возись. Сядьте, – приказала Зайцеву, толкнув ногой к нему маленькую табуретку на колесиках. Принялась мять в пальцах розоватую пластилиновую массу. – Если б аванс таким, как вы, не выдавали, гнала бы вас в три шеи. Если я с каждым в массовке так возиться буду, то план никогда не дадим… Да сядьте же! Что вы делаете?!

Зайцев извлек из носа ватные пробки и отшвырнул.

– Моисей Борисч! – завопила женщина.

Но Зайцев уже достал удостоверение.

От Моисея Борисовича толку оказалось не больше.

– Не знаю. Откуда мне знать. Тут знаете, какие толпы валят. На массовку особенно. А я вам не Наполеон, чтобы всех помнить.

– Уж Варю Метель вы должны знать в лицо.

Моисей Борисович еще больше вытаращил глаза.

– Голубчик мой! Что?

– Я знаю. Вы не Наполеон.

– Да тут и Наполеон имел бы бледный вид. Конечно, я знаю, что была такая Метель. «Закованные льдами», «Жена фараона», «Смерть за любовь», «Замок Тамары». Но голубчик! Актриса немой фильмы в гриме и актриса без грима – это две большие разницы! Откуда мне знать, какое у нее лицо? Может, приходила. Может, не приходила. Наверное, приходила. Тут пол-Ленинграда… нет, вру, две трети Ленинграда на пробы прибежало. Как узнали, что товарищ Утесов делает звуковую фильму из своего «Музыкального магазина». Что? Вы не в курсе? Весь Ленинград в курсе. Со всеми номерами. Музыкой, вокалом… Вы не интересуетесь джазом! – с ужасом сделал вывод он.

– Танцев с музыкой мне хватает и на службе, – пробормотал Зайцев. Под треск администратора думал: «Варя как раз собиралась с триумфом вернуться в кино. И вдруг ее старый знакомый Лёдик с шумной затеей… Назначила его своей колесницей. Шантаж – нож».

Мог одесский балабол быть убийцей? Пришили Варю не в драке, не в аффекте – тщательно спланировали. Так действует тот, кто уже убивал. Кто знает блатные песни, может, знает и блатную жизнь? Запрос в одесский угро? Сразу встанут на уши. Слишком известная фигура… Все лучше и лучше».

– …о, мне вас жаль, – пробилось сквозь мысли к слуху. – Ваша девушка вас не одобрит. Спектакль Теаджаза «Музыкальный магазин» это прелесть что такое. А Утесов… С одеского кичма-а-ана, – вдруг затянул он козлетоном.

– Кто такой Утесов, я знаю, – прервал он вокальный пример.

– Вы должны непременно…

Но Зайцев не успел узнать, что еще он должен. Глаза вытаращились вдаль.

– Вот вы где! – завопил Моисей Борисович. – Я что – Наполеон, чтобы за вами всеми персонально бегать?.. Прошу прощения, товарищ. Вы к администратору Горшкову обратитесь.

Он взял с места в карьер и пропал.

Насколько от Моисея Борисовича било жизнью, настолько белесый товарищ Горшков был ею перекормлен. Желтые глаза напоминали глаза рыбы, трески. Но так, что Зайцев сразу вспомнил, что треска – рыба хищная.

Еще только увидев прямоугольничек удостоверения, товарищ Горшков быстро спросил:

– Из Москвы? Вас Шумяцкий прислал?

Со смесью напряжения и злобы.

Зайцев разуверил его. Узнав, что посетитель не из Москвы и не от некоего товарища Шумяцкого, Горшков явно успокоился, обмяк. Развалился. Растянул улыбку.

«Редкий случай. Кто-то рад уголовному розыску», – подумал Зайцев.

– Просто у нас план. А товарищи разные… из Москвы… норовят постановку «Музыкального магазина» увести из-под носа. А у нас – план по картинам, – повторил он. И тут же деловито осведомился: – Что разыскиваете?