Никлас Натт-о-Даг - 1793. История одного убийства [litres]

Винге постепенно отдышался.

— Ваше имя Лоренц Юханссон, не так ли?

— А разве это секрет?

— Ваша профессия?

— Бочар. Был. Бочки вязал.

— Завтра за вами приедет тюремная повозка, чтобы отвезти вас на лобное место в Хаммарбю, не так ли?

Заключенный вздрогнул и судорожно вздохнул:

— Да… так. Мастер Хёсс должен отрубить мне голову. Молюсь только, чтобы он не напился с утра и сделал свое дело с первого удара.

— Пастор у вас уже был?

— Да… с утра явился. Разодетый, сукин сын. Не надо быть семи пядей во лбу — на какую-то пирушку собрался. Вечер пятницы все-таки. Благословил мою грешную душу в трех словах и был таков. Прошел под моим окном — напевал что-то. Я слышал.

— Расскажите, что вас привело сюда?

— А что я могу рассказать? Вы и так все знаете.

— Я хочу услышать ваш рассказ.

— Да ради бога. — Юханссон опять пожал плечами. — История короткая и печальная… Расскажу, конечно, время и так тянется невыносимо. Я убил свою жену, господин Винге. Что еще-то? Ничего хорошего в нашем браке не было, и чем дальше, тем хуже. А в тот вечер я выпил прилично. Мы, как обычно, разругались, и я… сам не знаю, что на меня нашло. Рассудок потерял.

— Дети у вас есть?

— Были… ни один и до года не дожил.

Винге задумчиво кивнул.

— Я придерживаюсь теории, что не все убийцы одинаковы. Что вы на это скажете, Лоренц Юханссон?

— Не понимаю, куда вы гнете.

— Думаю, что человек, совершивший преступление в определенных условиях, вовсе не должен его когда-либо повторить. Скажите-ка, а если бы на месте вашей жены был человек, которого вы никогда ранее не видели, вы бы тоже его убили?

— Да вы что! Была бы поумнее, выбрала другого, а я был бы свободен как птица.

— Вы раскаиваетесь в том, что натворили?

Юханссон помолчал.

— Она была редкостная стерва, моя жена, — сказал он тихо. — Редкостная стерва, господин Винге. Сварливая, драчливая… Я с годами ее возненавидел. Но я и любил ее… Раскаяние ничего не поправит. Так что лучше искупить свою вину под тупым топором мастера Хёсса, и на том и покончить. Если бы моя смерть вернула ей жизнь, я был бы рад, но это, кажется, невозможно.

Винге долго изучал погрустневшую физиономию Лоренца Юханссона.

— Вы, я слышал, искусный бочар, господин Юханссон?

— Один из лучших в цеху. Должны были выбрать в старейшины.

— Если бы вам пришлось выбирать между смертью и безбрачием, что бы вы выбрали?

На фабрике ни души. Свечи погашены, темнота насыщена отвратительной вонью. Это даже не запах гниющей плоти. Похож, даже очень похож, но куда более едкий. Анне Стине не по себе — ничего удивительного, так всегда бывает в местах, где только что кипела жизнь, и вдруг все расходятся и в пустых стенах поселяется грозная тишина. Глаза ее постепенно привыкли к сумеркам, но она почти не видит своего спутника, следует за ним больше по звуку шагов. На щелястых, неплотно пригнанных дощатых стенах время от времени вспыхивают последние искры заката, и тогда ей видно, как тень его привычно огибает остывшие чаны, бочки и кульверты, на дне которых смутно видны следы неизвестной мутной жидкости.

В углу, забитом разного размера горшками, он останавливается, заглядывает то в тот, то в другой. Наконец, выбирает два сравнительно небольших, притаскивает их на грубый, заляпанный стол. Потом опять исчезает и возвращается с воронкой и бутылью. Снимает с крюка грубые кожаные рукавицы и, прежде чем начать смешивать порошки из горшков, натягивает их и проверяет, не дырявы ли. Потом через воронку пересыпает в бутылку и выпрямляется.

— Ты видела мои руки и слышала мой рассказ. Думаю, не надо напоминать, насколько опасен этот порошок. Обращайся с бутылкой так, будто в ней закупорен сам нечистый.

Она потянулась за бутылкой, но он отдернул руку.

— А заплатить?

Анна Стина пошарила в кармане юбки — там лежал узелок с чаевыми, сэкономленными в «Мартышке». Торопливо развязала узелок и выложила на стол деньги. Он вздохнул и глянул на нее укоризненно:

— Не густо… А ты знаешь, сколько дров уходит, чтобы приготовить всего один фунт поташа? Сколько труда! Лесорубы, плотогоны… А мы тут, рабочие мануфактуры? Пока напилишь и наколешь эти бревна, семь потов сойдет… Нет, за такой труд маловато.

— У меня есть еще вот это. — Она протянула ему большую бутыль, до краев наполненную крепким перегонным вином.

Немало дней ушло, чтобы наполнить эту бутылку из недопитых гостями стаканов.

Нищий презрительно засмеялся: