Виктор Глебов - Жажда

– Вы девушка не обеспеченная, и лишние деньги вам не помешают, – подсказал я.

– Вот именно, господин следователь, – подтвердила Вирджини мою правоту.

– А вы знаете, что совершили преступление?

– Это какое же? Я вроде никого не убивала.

– Оно называется шантаж, – пояснил я.

– Это что же такое?

– Вы требовали денег за то, что сокроете от следствия важные сведения. За это положено до полутора лет тюрьмы.

Вирджини ахнула.

– Не может того быть!

Я покачал головой.

– Увы, закон неумолим. Впрочем, решать вопрос о наказании будет судья. Мое же дело передать вас прокурору. Придется вам, сударыня, провести эту ночь в камере.

Вирджини Лювье побледнела. Мне на какой-то миг показалось, что ей сейчас сделается дурно.

Тут распахнулась дверь, в комнату вошли отец Василий и Мериме.

– Ничего нет, – сказал доктор, отвечая на мой вопросительный взгляд. – А что у вас?

– Вымогательство, – ответил я. – Придется препроводить мадемуазель в местную тюрьму.

– Печально, – заявил Мериме и покачал головой.

– Поделом ей! – констатировал отец Василий с немалой долей злорадства, вроде бы не свойственного священникам.

– Но и ты не отвертишься! – злобно прошипела Вирджини Лювье, с ненавистью глядя на него. – Все узнают, что ты путался с Марией! Хорош священник, нечего сказать! – Она истерично расхохоталась.

Отец Василий побледнел, вид у него был растерянный.

– Послушайте, господин следователь, а нельзя ли не предавать это дело огласке? – проговорил он севшим голосом. – Я не стану подавать заявление на… эту женщину.

– Вот ты теперь как заговорил! – воскликнула Вирджини Лювье.

– Будешь держать рот на замке, если господин Инсаров тебя отпустит? – процедил священник, с омерзением глядя на нее.

– Я не обещал никого отпустить, – напомнил им обоим.

– Прошу, нет, умоляю! – Вирджини Лювье бросилась на колени, из глаз у нее брызнули слезы.

Отец Василий презрительно скривился и отвернулся от нее.

– Думаю, мы можем не предавать дело огласке, если вы дадите показания. Правдивые, я хочу сказать.

– Конечно, господин следователь, мы все расскажем! – заявила Вирджини Лювье, поднимаясь.

– Я готов выложить все, что знаю, – сказал священник. – Премного вам благодарен, – добавил он.

Было заметно, что батюшка пытается взять себя в руки.

– Тогда нам придется пройти в участок, – сказал я. – Там я все запишу и оформлю как подобает. Сейчас он почти пуст – на месте лишь дежурный.

– Но он может разболтать! – всполошился отец Василий. – Я ведь в цивильном, да и час уже поздний.

– Не беспокойтесь. Мы его отошлем. Если в ходе дальнейшего расследования выяснится, что вы не имеете отношения к убийствам, то дело о шантаже не будет предано огласке.

– Я невиновен, – твердо сказал отец Василий.

– Идемте, – заявила Вирджини Лювье. – Уж в чем в чем, а в смерти Марии я неповинна.

Мы вчетвером отправились в участок, где мне пришлось не только допрашивать задержанных, но и принять на себя роль стенографиста.

Дежурный, правда, пытался возражать, когда я велел ему уйти.

– А как же цыгане? – спросил он, хлопая спросонья глазами. – Они еще здесь, в камерах.

– Присмотрю за ними, – пообещал я. – Ступай.

Когда полицейский ушел, мы с доктором провели задержанных в свободный кабинет.

Мериме тут же заявил, что больше не может бороться со сном, и отправился в гостиницу.

Где-то через час я закончил с бумагами, взял с Вирджини Лювье и отца Василия расписки о невыезде за пределы Кленовой рощи, отпустил их и тоже отправился в «Дионис», дабы погрузиться в объятия Морфея. Мне пришлось постучать в окно и разбудить Леонтия, чтобы он впустил меня.

– Поздно вы, ваше благородие, – пробормотал он, отпирая дверь. – Али не спится?

– Служба.

Я вошел в номер, тут же споткнулся в темноте обо что-то тяжелое, замер, нашарил на столике канделябр и коробок со спичками, зажег свет. Оказалось, что я задел ногу Мериме, сидевшего в моем кресле и крепко спавшего. На миг мне показалось, что мой друг не дышит, но я тут же убедился в своей ошибке. На полу стояла ополовиненная бутылка вина, бокал нашелся неподалеку. Похоже, доктор решил дождаться меня, но не рассчитал свои силы.

Я на цыпочках прошел мимо него и сбросил сюртук. Ночь опять выдалась душной, и я осторожно открыл окно, чтобы хоть немного проветрить комнату. Мериме, судя по всему, не разбудила бы даже пушка. Я постоял над ним в сомнении. Время было позднее, мне хотелось лечь спать, но и растолкать своего друга я не решался. С другой стороны, оставлять его в кресле казалось мне не комильфо.