Виктор Глебов - Жажда

– Да, это она. Виолетта. Ей было всего шестнадцать, когда смерть пришла за ней.

– Отчего она умерла?

– Неизвестно, ваше благородие. Это ведь было давно. Однако слыхал я байку, будто она зачахла от несчастной любви, бедняжка. Должно быть, наши мужики эту сказку и сочинили. А вернее, что бабы.

– И кто же был ее избранником? – поинтересовался я, вглядываясь в тонкие черты лица этой девушки, умершей так рано.

От них веяло чем-то холодным, жестким и властным. Юная особа, жизнь которой сгубила несчастная любовь, по-моему, должна была бы выглядеть совсем не так. Гораздо больше она походила на роковую красотку из тех, что отбивают чужих мужей, а затем бросают их, отдают предпочтение молодому любовнику. Во всяком случае, слово «бедняжка» едва ли подходило ей.

– Кто был избранником? – переспросил мой собеседник. – Да ее отец. Поговаривали, что Виолетту отравила собственная мать. Из ревности.

Я перевел взгляд на рыжеволосую женщину. Да, в ней действительно ощущалась чрезмерная страстность, возможно, граничащая с нервной болезнью или даже серьезным психическим недугом. Особенно обращали на себя внимание глаза. В них проступал какой-то маниакальный блеск. Наверное, такие же были у древних вавилонских цариц, не ведавших жалости. Пожалуй, она могла отравить даже родную дочь.

– Значит, Вышинские жили в Кленовой роще? – Я снова повернулся к своему собеседнику.

– Совершенно верно, – кивнул тот. – Именно так я и сказал. Их дом когда-то стоял в низине. Теперь его, конечно, там нет. Время безжалостно к прошлому, ваше благородие. Не щадит никого и ничего. Имение польских князей было когда-то одним из самых прекрасных и богатых в этих местах, но теперь от него не осталось ничего – все рассыпалось в прах.

Собеседник мой наверняка был не из крестьян. Уж очень грамотной оказалась его речь.

– Но почему их портрет висит здесь, в сорока верстах от того места, где они жили? – спросил я.

Незнакомец усмехнулся.

– Дело в том, – ответил он, вытирая ладонью усы, – что хозяин харчевни – выходец из Кленовой рощи. Он купил эту картину еще там, у какого-то старьевщика, а потом повесил здесь. Наверное, думает, что она добавляет благородства его заведению.

– Ты хорошо осведомлен, – заметил я как можно дружелюбнее.

По понятной причине мне хотелось завоевать расположение человека, знакомого с историей тех самых мест, в которые я направлялся.

– Еще бы! – воскликнул мой собеседник, оживляясь. – Ведь я служу в Кленовой роще лесничим. – Он явно гордился этой должностью, и я решил ему подыграть.

Мне показалось большой удачей встретить свидетеля по делу, которое я ехал расследовать, именно сейчас. Он ведь принимал меня за обычного путешественника и готов был делиться со мной информацией, не беспокоясь о том, что я могу его самого включить в число подозреваемых. Все складывалось даже удачней, чем я рассчитывал. Вместо человека, просто знакомого с местами, где произошло преступление, я получил возможность поговорить с непосредственным участником трагических событий.

– Неужели?! – воскликнул я с притворным удивлением и даже немного восторженно. – Вот это да! А скажи-ка, любезный, это не ты обнаружил труп, о котором писали в газетах?

– В газетах? – поразился мой собеседник. – Не может быть! Вы не шутите? Об этом действительно писали в газетах? – Мне казалось, что он был потрясен до глубины души.

Я подтвердил, что именно так и обстоят дела.

– И там написано про меня? Что именно я нашел тело графини?

Получив утвердительный ответ, лесник зарделся.

– Вот ведь как, – пробормотал он в усы. – На старости лет сподобился. Попал в газету. Это ж надо, а? Вот это я учудил! Что скажет на это моя старая жена, которая все ворчит и не знает, что ее муженек теперь знаменитость?

«Надо же, – подумал я, – а ведь этот человек показался мне вначале весьма неглупым».

– Как, ваше благородие, называется та газета, в которой, вы говорите, была напечатана статья про меня? Я грамоте обучен, очень хочу почитать.

Мне пришлось объяснить, что об убийствах в Кленовой роще пишут все петербургские газеты, отчего лесник пришел в полный восторг.

– Так вы, значит, из Петербурга? – спросил он с почтением.

– Да, из него. Едем по делам, – мне даже не пришлось лгать.

Впрочем, лесника, похоже, меньше всего интересовало, кто мы такие. Он упивался тем фактом, что о нем писали в столичных газетах.

– А скажи, Никифор, страшно тебе было, когда ты ее нашел? – спросил я.