– Ярослав Киршкневицкий. Вы можете сами спросить его, он тоже сейчас живет в Кленовой роще. Кажется, это его жена была убита первой. Какая ирония! – добавил Ауниц с горечью. – Два человека, связанных общим делом, приезжают в одно место и теряют за неделю своих супруг.
– С которыми не так давно обвенчались, – добавил я.
– Что, простите? – Ауниц поднял глаза.
– Нет, ничего, – отозвался я. – Как случилось, что граф обратился к вам?
Чех пожал плечами и проговорил:
– Он просто пришел в контору и поинтересовался, не может ли наша фирма доставить из Польши четыре ящика с землей. Мы удивились, но не стали задавать вопросов. Когда были произведены подсчеты, граф сказал, что условия приемлемы, и выложил задаток.
– Вы сами принимали заказ?
– Да, я в то время оказался в конторе. Мы с Катериной все равно собирались в Кленовую рощу, вот и решили прихватить с собой ящики Киршкневицкого.
– Они действительно прибыли из Польши? – спросил я.
– Разумеется. Наши агенты осуществляют полный контроль над перевозкой. Об этом имеются записи.
– Граф не объяснил, зачем ему нужна эта земля?
– Нет. Но наши сотрудники проверяли груз очень тщательно. Ничего, кроме земли, они не нашли.
Еще бы его не проверили! Столь странный груз просто не мог не вызвать подозрений у людей, работающих на Ауница. Вероятно, они полагали, что в земле что-то спрятано.
– Понятно, – протянул я. – Что ж, благодарю вас, господин Ауниц. Вероятно, мы с вами еще свяжемся. Хотя бы по поводу… похорон, – сказал я и встал.
Ауниц поднялся, чтобы меня проводить. На крыльце мы распрощались.
– Очень надеюсь, что вы сыщете убийцу, – сказал хозяин дома, пожимая мне руку.
Появился тот самый молчаливый слуга, который встретил меня у ворот.
– Проводи господина следователя, – велел ему чех.
– Слушаю, Милан Павлович.
Ауниц скрылся в доме, а лакей двинулся к воротам. Я последовал за ним. В поместье царили тишина и покой. Не пели птицы, не лаяли собаки, не бранились дворовые. Даже кузнечики не стрекотали в траве. Все вокруг словно замерло. Природа соблюдала траур по умершей хозяйке поместья под названием Вершки.
За воротами я ненадолго задержался, окинул взглядом сад и дом, виднеющийся в конце дорожки дом. Этот пейзаж напоминал мне что-то.
Лакей наблюдал за мной, ожидая, пока я уеду. Лицо у него было мрачное, взгляд тяжелый.
Я сел в экипаж и велел кучеру возвращаться в деревню.
* * *
Мне нужно было проверить каторжан и матросов, имена которых я отыскал в архиве. Для этого я прежде всего заглянул в участок, где прихватил с собой пару рослых полицейских, изнывавших от жары и все-таки куривших вонючие папиросы. Мы отправились пешком по адресам, указанным в списке, составленном мною.
Первым в списке значился Арсений Булыкин, бывший матрос, проживавший на Цветочной улице. Такое название больше подошло бы какому-нибудь французскому предместью, но меня радовало, что в Кленовой роще улицы вообще были хоть как-то поименованы.
Дом удалось найти без труда, поскольку один из полицейских был знаком с владельцем. Булыкин приходился ему шурином. Городовой сам постучал в дверь и представил меня, смущаясь тем, что ему приходится выступать в качестве официального лица.
Арсений Булыкин оказался приземистым коренастым человеком с абсолютно лысым черепом, крупными чертами лица, изрезанного мелкими морщинами, и кустистыми бровями, нависавшими над глубоко посаженными серыми внимательными глазами. Он хмуро поглядел на своего родственника и нехотя предложил нам зайти в дом.
– У меня к вам только одна просьба. Надеюсь, что вы не сочтете затруднительным ее исполнить, – проговорил я, когда мы расположились в тесной комнате.
Булыкин склонил голову в знак того, что слушает меня.
– Не могли бы вы снять рубашку, чтобы я мог рассмотреть ваши татуировки?
– Зачем? – поинтересовался бывший матрос, глядя мне в глаза.
Он не был обеспокоен – только удивлен.
– Это формальность. Мы проверяем всех жителей Кленовой рощи, имеющих наколки.
– Что ж, если вам угодно, – сказал Булыкин, взялся за подол рубашки и стащил ее через голову.
– Повернитесь, пожалуйста.
Ничего, напоминающего кресты, на его теле не было. На спине – большой парусник с надписью по борту «В добрый путь!», якорь на плече и спасательный круг чуть выше запястья.
– Благодарю, одевайтесь, – сказал я, закончив осмотр. – Можете не беспокоиться, мы вас больше не потревожим.
Читать дальше