– Вот как? – Это было для меня новостью.
Газетчик кивнул.
– Да, именно.
– Нельзя ли поподробнее?
– Отчего же? Пожалуйста. Маша предоставляла мне материал для статей. Вам известно, что я сотрудник местной газеты?
– «Вестник Кленовой рощи». Я знаю, да.
– Тираж небольшой, но люди читают. Так вот, Маша служила у мадам де Тойль, а та всегда была в курсе всех местных событий. Время от времени Маша невольно становилась свидетельницей разговоров своей хозяйки и ее подруг.
– Проще говоря, она пересказывала вам подслушанные сплетни, – заявил Армилов.
– Пусть так, если вам угодно.
– Давно вы познакомились и наладили… сотрудничество? – спросил я.
– Около полугода назад. Точнее не помню. Я время от времени подбрасывал ей деньжат, однако в первую очередь мы были друзьями.
– Но никто не знал о вашей дружбе.
Рудлов пожал плечами и проговорил:
– Полагаю, это было Машино дело. Конечно, в редакции не знали, откуда у меня появляются сведения, но это уже мой профессиональный секрет.
– Простите за бестактность, господин Рудлов, но я должен уточнить один момент.
– Прошу вас.
– Вы состояли с Марией Журавкиной в интимных отношениях?
Журналист приподнял брови.
– Помилуйте! Нет, конечно! У нас совершенно разное общественное положение.
– Что не мешало вам дружить.
– В пределах разумного. И вообще, это другое.
– А как вам кажется, могли у нее быть на вас… планы в этом отношении?
– Вполне возможно, – ответил Рудлов. – Сами знаете, что за народ эти горничные. От них можно всего ожидать. Но я никогда не давал ей повода. Видите ли, у меня есть в Пскове невеста, она вдова, и я собираюсь жениться на ней осенью. Хорошее приданое возьму, между прочим. Маша об этом не знала, но не потому, что я скрывал свои планы именно от нее. Просто не считал необходимым с кем-то делиться – в конце концов, это мое личное дело, не правда ли?
– Совершенно с вами согласен, – сказал я. – Теперь другой вопрос. В день своей смерти Мария должна была прийти к вам?
Журналист побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Этот вопрос явно не доставил ему удовольствия.
– Видите ли, я получил от нее утром записку. Она сообщила, что узнала какую-то сногсшибательную новость, и хотела вечером мне ее рассказать.
– Вы говорили об этом полиции? – Я взглянул на Армилова.
Тот нахмурился.
– Нет, – Рудлов пожал плечами с показным спокойствием, но глаза у него бегали. – Я не думал, что это может иметь значение. Кроме того, никто меня не спрашивал. А через два дня мне пришлось уехать в Псков, и вернулся я только недавно – после того как был потушен пожар.
– Понятно. И что было в той записке?
– Я могу вам ее показать, если хотите.
– Вы ее сохранили?
– Само собой, я же газетчик. Это профессиональная привычка – ничего не выбрасывать. – Рудлов поднялся и направился к двери. – Схожу в кабинет.
Когда он вышел, я повернулся к Мериме и полицмейстеру и спросил:
– Ну и что вы об этом думаете?
– Темнит этот щелкопер, – буркнул Армилов. – Никто его не спрашивал, видите ли!
– Полагаю, все так, как он говорит, – сказал доктор. – Но, не приди мы сегодня к нему, сам он не стал бы сообщать о знакомстве с этой горничной.
– Мог вообще не признаваться ни в чем.
– Он же не знал, что Мария скрывала их отношения.
– Что он вообще делает в Кленовой роще? Со своими-то амбициями.
– С этим как раз все ясно. Ждет свадьбы с богатой вдовой. Рассчитывает поправить финансовое положение. Думаю, своих денег у него совсем мало.
Вернулся Рудлов, держа в руке клочок бумаги.
– Вот, прошу вас. – Он протянул его мне.
Я разгладил на колене половинку листка, вырванного из тетради. Мериме и Армилов читали текст вместе со мной, заглядывая мне через плечо.
В записке говорилось следующее:
«Дорогой Евгений Степанович, несколько дней назад я узнала потрясающую новость. Никуда не уходите пятого числа вечером. Я приду и все вам расскажу.
Мария».
– Это все? – спросил я.
Рудлов кивнул.
– Она что-то узнала из разговора хозяйки, – сказал я.
– Может быть, и нет, – заметил Мериме.
– Что вы хотите сказать? – заинтересовался Рудлов.
– А? Нет, ничего, простите.
Я понял, что доктор просто не хочет отвечать газетчику.
– Кто доставил вам эту записку? – спросил я.
– Почтальон, конечно.
– Значит, это было письмо?
– Да, разумеется.
– Когда Мария его отправила?
– Не помню.
– У вас остался конверт?
Читать дальше