Донато Карризи - Женщина с бумажными цветами

В компании Эвы Гузман повидал много мест и познакомился с удивительными народами и культурами. Он перепробовал множество блюд и напитков самых невероятных вкусов. А главное – он курил табаки и всяческие загадочные травы, обладавшие способностью заставить человека забыть о бренности его существования.

Им не было необходимости заказывать номера в гостиницах и заботиться о пропитании. Куда бы они ни приезжали, они всегда становились гостями многочисленных друзей Эвы, которыми та обзавелась за девяносто один год полной приключений жизни. Люди чрезвычайно щедрые и сердечные, они были счастливы повидаться со старинной подругой и ни за что не позволили бы путникам отказаться от приглашения: для них это был вопрос чести.

Поначалу Гузман чувствовал себя не в своей тарелке, особенно когда – после ужина или уже перед рассветом – все пускались в воспоминания и над ними носился дух прошлого. Но по мере того как разворачивался рассказ Эвы, Гузман все сильнее проникался доверием к ее миру. Он познакомился с кучей разного народу, и многие из них потом стали его близкими друзьями. Они и были самым ценным наследством Эвы Мольнар.

Он и представить себе не мог, что в этой женщине столько жизненной энергии. Она никогда не уставала, память ее не износилась от времени и выстояла, как гранитная скала. Она помнила все свое прошлое. Как и обещала, она поверяла Гузману все подробности, даже самые щекотливые, никогда ничего не приукрашивая. Все свои многочисленные любовные истории: с прекрасными женщинами, с добродетельными матерями и преданными женами, которые даже представить себе не могли, что когда-нибудь отдадутся женщине. Обо всем, что было с ними, она вспоминала без хитрости, разве что с бесконечной стыдливостью.

Эва Мольнар распахнула перед Гузманом двери в неизведанный рай.

– В наших ласках и поцелуях не было ничего, что нарушало бы правила или законы. Во мне эти женщины видели самих себя. Это все равно что прикоснуться к себе через зеркало.

Гузман полагал, что все эти интимные открытия отвлекут его от главной цели: собрать воедино историю Эвы. Однажды что-то подобное с ним уже произошло в двенадцать лет в прачечной Мадам Ли. Мужчинами всегда движут низменные инстинкты, думал он. Но ошибался. Со временем он начал усваивать то, что очень ему пригодилось в последующие годы.

Он учился слушать.

А это главное для того, кто хочет научиться рассказывать. А рассказчицей Эва Мольнар была необыкновенной: всегда точна, как историк, и восторженна, как поэт. Один-единственный раз он увидел ее в нерешительности. Это случилось в тот день, когда она впервые упомянула Камиллу.

Обе они старели вместе с дагеротипами, что обретали ржавый оттенок от безжалостной поступи лет. На этих снимках обе были вечно молоды, но лица их темнели и выцветали. Вигоневые брюки, подпоясанные тонким кожаным ремешком, они носили как вызов всему мужскому племени. Грубые ботинки и альпинистские кошки приводили их в восторг. Бухты веревок на плечах, грубошерстные куртки и волосы, завязанные в хвост. Они стояли рядом, улыбаясь, на лугу или возле какой-нибудь высокой скалы.

– Только там у нас все могло сбыться, – с тоской и горечью сказала Эва Мольнар. – Ее гибель – моя самая тяжкая вина. Это я настояла, чтобы она шла со мной. А в наказание я получила всю мою дальнейшую длинную и одинокую жизнь. Как приговор.

– Да кто же вас наказал?

– Бог, кто же еще? – отозвалась она, насупившись. – Чего еще ждать от особи мужского пола?

Больше они о Камилле не говорили. Эва избегала произносить ее имя. В последний раз она намекнула на нее, и то не называя имени, когда вдруг с неожиданной теплотой взяла его лицо в ладони и сказала:

– Выбери кого-нибудь, Гузман. И сделай так, чтобы выбрали тебя.

В последующие дни Гузман стал замечать, что Эва начала худеть. Это происходило слишком быстро и вызвало тревогу. Врачи объявили, что это дурной признак. Но Гузман был спокоен, он понимал, в чем дело: по мере того как продвигался ее рассказ, Эва препоручала ему себя, а следовательно, перекладывала на него грех собственной жизни.

– Ваша подруга умирает, – говорили ему.

– Неправда. Она просто облегчает душу.

В конце концов они провели вместе пять лет. Однако смерть Эвы Мольнар принесла с собой кучу неожиданностей.

Первой было то, что старая дама оказалась почти нищей. Гузман стал единственным наследником нескольких украшений и вороха женских платьев. Но он ни на секунду не почувствовал себя жертвой обмана. Она просто не умела обманывать.