Тибетская закаленность моя рухнула, как карточный небоскреб.
Я стойко сносил отчаянное головокружение, стойко сдерживал подкатившую к горлу дурноту, но в конце концов не выдержал.
— Прошу вас, — взмолился я, — остановитесь хоть ненадолго. Я хотел бы отдышаться.
— Еще чуть-чуть, Эл, — проорала через плечо Зои. — Только не смей запачкать мой салон. Вон, видишь, серую каменную ограду? Это обитель дьявола — моего отца. Почти приехали.
И отвела акселератор далеко от себя, чуть его не сломав, сопровождая скоростной рывок звуками клаксона.
Она, не спрашивая разрешения, перешла со мной на «ты» и ко всему прочему дала прозвище. «Будешь Элом, — сказала. — Емельян Михайлович, как вас моя матушка зовет, — слишком долго выговаривать. Язык сломаешь. А Гершин — мне не нравится. В нашу скоростную эпоху не принято тратить время на длинные, труднопроизносимые слова».
И это было отчасти правдой. Я довольно сносно изъяснялся по-английски, но американскую речь понимал с трудом. Элен говорила привычно чисто, хотя нет-нет сокращала обычный английский, когда обращалась к дочери. Зои же полностью владела американским английским — отрывистым, резким и колючим.
Никогда я и мысли не допустил бы, даже в самых смелых и отчаянных фантазиях, что у месье Иноземцева, у этого чопорного, строгого, немногословного, держащегося всегда отчужденно, дочь вырастет настоящей уличной бандиткой. Даже свет некогда блиставшей мадемуазель Бюлов мерк в сравнении с дерзостью и развязностью Зои.
Я не видел, как подъехали к высокой — пяти или шести метров — серокаменной стене, как миновали ворота, аллею — тоже, ибо очень боялся, что испорчу красивое авто своей новой знакомой. Я зажимал рот рукой и глядел только себе под ноги. Разогнуться смог, лишь когда она заглушила мотор. Вывалился из нагревшегося до высоких температур автомобиля, поднял голову, увидев размашистое кирпичное строение.
Оно скорее походило на амбулаторию, чем на виллу. Неоштукатуренное, лишь в два этажа. И ни единого зажженного окна — дом, видно, уже спал. И аллея тоже тонула в темноте, лишь верхушек сосен касался серебристый свет готовой выползти на небосвод луны. Цепляясь за чугунные перила, взобрался на крыльцо.
Свет в доме зажгли не сразу — некоторое время мы были вынуждены пребывать в полной темноте, нарушаемой смешками и едкими шуточками Зои и легкой трелью канареек, потревоженных шумом, — вероятно, где-то здесь была клетка с птицами. На ощупь, поддерживая друг друга, миновали несколько дверей, и я наконец ощутил под собой мягкий бархат дивана.
Когда лампы под потолком вспыхнули, постепенно разгораясь, первое, что увидел, — Зои. Она протянула мне стакан с едко пахнущей маслянистой жижей. Я так отвык от любого вида выпивки, да и в дороге намучался препротивнейшим его запахом, что мгновенно отказался, но девушка схватила вдруг мою руку, так крепко сжала, что хрустнули суставы ее пальцев, вложила в нее стакан, другую опустила на затылок. Я сам не понял, как виски обожгло мои внутренности.
— Я понимаю, Элюшка, что у вас в Индии, или где ты там жил, не слишком распространен хороший бурбон — к примеру, я предпочитаю «Джим Бим» или бренди, но в этом доме лучше трезвым не быть. Поверь мне, друг, на слово.
Элен лишь развела руками и извиняюще улыбнулась.
— Зои, умоляю… — проронила она тихо.
— Вы… — с придыханием проронил я, — странная девушка…
Сквозь слезы я оглядел ее мужской наряд — темно-серый мужской костюм, воротничок расстегнут, галстука нет. Она стащила с себя куртку и швырнула ее на пол к ногам подлетевшей горничной.
— А отчего мне странной не быть? Знал бы, где я родилась, Эл, и где провела первые восемь лет своей жизни, — ответила она, хохоча. — Но в этом доме нельзя произносить этого страшного слова…
— Зои!
Девушка вдруг поменялась лицом и стала изображать заику.
— Бб-б… Бб-б… Ббю… — забормотала она. Потом, поймав взгляд матери, осеклась, неискренне потупившись. — Ладно, молчу. Все, видишь? Я заткнулась.
Элен улыбнулась, но взглядом успела дать понять, чтобы та держала свой острый язык за зубами. Хотя я ничего не понял. Видимо, имелись здесь какие-то семейные тайны.
Оказавшись во власти приятного тепла, я начал понемногу успокаиваться, вздохнул наконец полной грудью. На заднем сиденье «Форда» дыхание перехватило, и только сейчас отступил этот неприятный спазм в легких, возникший то ли оттого, что ветер беспрестанно бил в лицо, не давая сделать ни вдоха ни выдоха, то ли из страха разбиться, ибо качало хрупкий «фордик» из стороны в сторону, точно джонку в шторм. Откинулся на спинку кресла и украдкой огляделся.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу