— Это учреждение закрыто для публичного посещения. — Он просмотрел наше разрешение. — Кто его выдал?
Я уже хотел было заговорить, чтобы попытаться на ходу выкрутиться из опасной ситуации, когда высокий звонкий голос воскликнул:
— Его выдал я! — У вступившего в разговор худощавого юноши было серьезное бледное лицо человека, избегающего солнца. Он стоял на пороге одной из контор. — У них встреча со мной. Мне поручили оказывать им содействие. Это большая честь. Разве вы не знаете, что это один из лучших писателей нашего времени?
Он почтительно наклонил голову в мою сторону. Я едва уловимо поклонился в ответ, принимая комплимент, — скопировал увиденное на публичном выступлении одного весьма превозносимого за якобы остроумие и блеск писателя, которое как-то посетил по настоянию Танеферт. Я потерял там много времени, дивясь напыщенности этого человека, его дорогому, но безвкусному наряду и вычурной речи. Молодой человек почтительным жестом предложил мне пройти первым и, когда мы отдалились от стражи, прошептал с дрожью в голосе:
— По счастью, никто из них не умеет читать.
С этими словами мы оставили позади непосредственную опасность и вошли в здание.
Младший брат Хети представлял собой почти полную его противоположность, как будто мог выразить себя только через несходство их характеров.
— Да будет вам известно, я бы предпочел читать о подобных вещах в дешевых романах, чем на самом деле незаконно проводить вас мимо охраны. Ты хоть представляешь, какой опасности всех нас подвергаешь? В такое-то время? — Последние его реплики были обращены к брату.
Хети взглянул на меня:
— Простите, господин. Он ведет жизнь затворника.
Мимо нас по коридору прошла группа полицейских, и мы замолчали. Я точно узнал одного из них по той охоте. Он с любопытством скользнул по мне взглядом. Я отвел глаза и продолжал идти, не смея оглянуться. Их шаги ненадолго остановились — окликнет ли он меня? — но затем возобновились и замерли далеко позади нас. Мы шли не останавливаясь.
Торжественно распахивая двери, брат Хети представился как Интеф — «мы тезки с главным глашатаем города, хотя, в отличие от меня, его еще знают как «Великого в любви», «Господина всей земли оазисов» и «Князя Тиниса», то есть Абидоса, как вы наверняка узнаете». Следом за ним мы вошли в большую комнату с высокими деревянными полками по стенам и со множеством столов, за которыми сидели мужчины, изучая свитки и документы в последних лучах света, проникавшего сквозь окна в верхней части стен. Кое-кто оторвался от своих штудий, кто-то уже укладывал материалы, записи и документы, собираясь уходить. Я увидел много коридоров и галерей, отходящих от центральной читальни. К счастью, охраны здесь не было.
— Это главная библиотека, — сказал Интеф. — Здесь мы храним все документы и издания, связанные с текущими работами в городе. У нас есть отделы по заграничным делам и переписке, по внутренним сведениям, по преступлениям и судебным приговорам, по документам, связанным с культурой, включая поэзию и легенды, по священным текстам, еретическим и верным, по историческим записям, доступным читателям и недоступным, и так далее. Иногда довольно трудно понять, к какому отделу принадлежат те или иные сведения.
— И что вы тогда делаете? — спросил я.
— Мы отправляем их на классификацию. Если документ классификации не поддается, то мы отправляем его в хранилище, которое между собой называем «Разное, таинственное и пропавшее». Иногда мы знаем, что некий документ у нас должен быть, какие-то данные в письменной форме, но по той или иной причине в библиотеке их нет. Поэтому мы можем сделать запись об их отсутствии, так сказать, и тоже посылаем ее в Отдел пропавшего. В некоторых случаях мы описываем отсутствующее понятиями секретной информации: то, что, как мы знаем, мы не знаем, — так примерно. — Он улыбнулся.
— Думаю, я вас понимаю. Такие записи могут быть весьма обширными. А пропавших людей вы в Отдел пропавшего заносите?
Он с подозрением посмотрел на меня, потом на брата:
— Что именно вы ищете?
— Не «что», а «кого». Не думаю, что сведения, которые нам нужны, находятся в этой комнате.
Интеф посмотрел на мужчин, собиравшихся покинуть главный зал, потом быстро и озабоченно кивнул, и мы пошли за ним. Он торопливо провел нас по одному из переходов, и мы оказались в огромном лабиринте папирусов. В коридорах вдоль стен, от пола до потолка, шли полки, заваленные необъятным количеством пыльных документов и сочинений: непереплетенные листы папируса, переплетенные собрания, некоторые в кожаных футлярах, другие в свитках, а в деревянных ящиках миллионы глиняных табличек на многих языках.
Читать дальше