Ник Дрейк - Нефертити. «Книга мертвых»

Тженри стоял в гробу прямо, глаза были широко открыты, легкая улыбка играла на обескровленном красивом лице. Я подвигал фонарем и уловил странный блеск широко открытых глаз. Внимательно к ним присмотрелся. Стекло. Я опустил фонарь. Что-то еще стояло на полу у его ног. Урна-канопа.

С бесконечной осторожностью и скорбью Мы с Хети взяли Тженри и аккуратно положили на стол. Мы избегали смотреть друг другу в глаза. Несколько часов назад эти мышцы и кости было приятным молодым человеком, строившим планы на будущее. В свете заново зажженных ламп я тщательно осмотрел тело. Если не считать набедренной повязки, Тженри был обнажен, обмыт и чист. На серо-желтой коже запястий и лодыжек, вокруг талии и грудной клетки остались грубые багровые и синие рубцы. На лбу глубоко отпечаталась полоса лиловых синяков. Связали его крепко. Он изо всех сил боролся за свою жизнь. Также имелись царапины и маленькие разрывы на ноздрях. Мне стало страшно от того, что я должен был обнаружить. Я открыл его рот, застывший, как капкан, и вытащил оттуда липкий красный комок. От языка остался лишь изжеванный кусок мяса, в котором нельзя было узнать орган речи. Я продолжал осмотр, хотя больше всего мне хотелось выскочить из этой комнаты и бежать куда глаза глядят, а не продвигаться к открытию, которое, я знал, поджидало меня впереди. Он явно был жив, когда все это с ним проделали. Все указывало на медленную, мучительную и жуткую агонию. Я поднял глаза и увидел зловещие инструменты для мумификации, висевшие в полумраке на своих крюках. Взяв себя в руки, я заглянул в урну-канопу. Внутри лежал его мозг, поврежденный, рассеченный и уже подернувшийся синевой разложения, обычно выбрасываемый орган, поверх которого лежали глаза Тженри с оборванными нитями кровеносных сосудов.

Я не верил своим глазам. Кто-то связал Тженри и с помощью железных крюков, как ни в чем не бывало висевших на стене, вынул мозг через ноздри у него, еще живого, как будто он уже был мертв и готов к погребению. Опытная рука тщательно осуществила эту операцию. И совершалась она во время нашего пребывания на приеме, пока мы ели, пили и вели беседы. И сделана была в этой комнате.

Я старался обуздать свои чувства. В свое время чего я только не навидался. Я вдыхал сладкий запах горящих человеческих костей и наблюдал пар, поднимавшийся от внутренностей из разрезанного живота только что убитого человека. Но я никогда не видел ничего подобного этому бесчеловечному, варварски аккуратному деянию.

Больше я ничего не мог для него сделать. Ни одна молитва из «Книги мертвых» не оградит от этого ужаса. Я вспомнил, что приказал ему остаться здесь. И теперь он погиб. Я опустил его нежные холодные веки, закрывая чужие яркие стеклянные глаза. Мы с Хети вышли из комнаты с ее отвратительным холодом и встали у двери. Занимался рассвет. Пели птицы.

Я велел Хети ехать в главное управление полиции и сообщить об убийстве, а сам остался ждать. Мне требовалось побыть одному, прежде чем разразятся шум и крик. Следовало подумать, хотя голова моя была более пустой и терзаемой призраками, чем Красная земля. Картины того, что сделали с этим подававшим надежды молодым человеком, пресекали любую мысль.

Я наблюдал, как просыпается улица. Из темного дверного проема вышел, шаркая, старик с кувшином воды и заботливо полил укоренившееся молодое деревце. Казалось, что для выполнения этой задачи в его распоряжении все время мира. Затем он подобрал какие-то обломки, валявшиеся вокруг деревца, закинул их подальше на проезжую часть и прошаркал назад в свое темное жилище. Потом взошло солнце и появились новые люди, покидавшие свои дома для занятий ежедневными делами.

Тут меня охватил гнев — на самого себя за то, что позволил умереть молодому человеку, на пустую трату жизни, на омерзительную никчемность этого города, на утонченную жестокость, с которой было совершено это преступление. Разумеется, я знал, что его направляли против меня. Как ту стрелу на корабле. Кто бы ни совершил это преступление, он хотел, чтобы я знал — им известно все, что я делаю. Они хотели, чтобы я знал — за мной пристально наблюдают. Еще они хотели, чтобы я знал — при желании со мной могут сотворить и кое-что похуже. В этом была какая-то насмешка, издевка. У меня медленно и педантично выбивали из-под ног почву. Скоро я останусь на крошечном островке полной неуверенности. Я приехал в этот город, чтобы расследовать исчезновение человека. Теперь я расследовал еще и убийства.