Ник Дрейк - Нефертити. «Книга мертвых»

Он знает, что образ — это часть политики. Он воплощение Атона, изображения сделали его таковым независимо от вида его смертного тела. Искусство имеет дело не только с красотой и правдой, но и с властью.

Затем он накинул на свое новое творение ткань, скрыв глаза и эти немые губы, и задул лампу.

Тутмос снова опечатал комнату, и мы в молчании пошли по коридору назад. Тут я случайно заметил, как что-то блеснуло в открытом дверном проеме. Тутмос обратил внимание на мой интерес.

— А, моя красавица, золотой плод земного успеха.

Такой великолепной личной повозки я никогда не видел. Сооруженная явно для хвастовства, она была необыкновенно легкой — ее спокойно можно было поднять двумя руками — и идеальнейшего исполнения. Форма ее — широкий полукруглый, открытый сзади каркас из гнутого позолоченного дерева — была обычной, но качество работы и материалов, из которых были изготовлены прочие детали, было первоклассным. Я обошел повозку, наслаждаясь ее совершенством. Чуть тронул ее, и изящная конструкция немедленно отозвалась на мое прикосновение легким, пружинящим толчком и сдержанным гудением.

— Могу я предложить подвезти вас?

Мест было только два. Хети в любом случае должен был пригнать назад нашу развалюху, поэтому он последовал за нами, стараясь не отставать. В повозку запрягли двух изумительных маленьких черных лошадок — редкостная пара, — и Тутмос ехал с большой скоростью. Кожаный сетчатый пол создавал ощущение необыкновенно гладкой езды, несмотря на выбоины и камни на дороге. Хорошо сбалансированные, элегантные колеса шуршали под нами. В виде исключения я мог слышать пение птиц, пока мы ехали в свете наступавшего вечера.

— Кажется, что сейчас взлетишь в небо, а? — проговорил Тутмос. Я кивнул. — Желаю вам удачи в вашем серьезном деле.

— Она мне нужна. У меня такое чувство, будто я исследую образы и иллюзии. Настоящие вещи ускользают от меня на каждом шагу. Я протягиваю руку, чтобы что-то схватить, и обнаруживаю, что казавшееся вещественным — всего лишь воздух.

Он усмехнулся:

— Это метафизическая тайна! Полагаю, что исчезновение является таковой. Есть вопросы посложнее: почему, а не как.

— Я считаю, что всему есть причины. Просто не до конца их понимаю. У меня имеются разрозненные факты, но я пока не могу связать их воедино. И этот город не помогает. Он затейливый и странный, и каждый играет какую-то роль, поэтому все так многозначительно, но что-то во всем этом мне просто не нравится.

Он засмеялся.

— Вам приходится выяснять, что скрывается за внешностью. Она выглядит впечатляюще, но поверьте мне, за этими величественными фасадами все та же старая история: мужчины, которые ради власти продадут собственных детей, и женщины с крысиными сердцами.

Мы прогрохотали по временному дощатому мосту, положенному над разлившимся потоком.

— Что вы можете рассказать мне о Маху?

Тутмос глянул на меня.

— Он имеет огромное влияние в городе и значительное доверие в царской семье. Его зовут Псом. Его преданность известна. Равно как и гнев против тех, кто так или иначе ей изменил.

— Мне тоже так показалось.

Он внимательно на меня посмотрел.

— Я придерживаюсь своего искусства. Политика и подобное ей… грязное дело.

— Разве не этим воздухом вам приходится здесь дышать?

— Верно. Но я стараюсь вдыхать не слишком глубоко. Или зажимаю нос.

Некоторое время мы катили молча, с плеском перебираясь через мелкие ручейки, пересекавшие наш путь, и въехали в центральную часть города, такую аккуратную в своей упорядоченности и правильности планировки. Тутмос высадил меня на перекрестке. У меня оставался к нему еще один вопрос.

— Возможно ли, чтобы женщина, очень похожая на царицу, получила место при дворе фараона или в городе? Откуда могла бы быть родом такая девушка?

— Я никогда ни о чем подобном не слышал, но единственным местом, где в этом городе втайне могли бы держать такую женщину, был бы гарем. Возможно, вам следует туда заглянуть.

— Я так и сделаю.

— Почему вы спрашиваете?

— Боюсь, не могу сказать.

Он уже собрался отъехать, но его остановила последняя мысль.

— Этот город, этот блестящий и просвещенный новый мир, — это славное будущее. Все здесь выглядит блистательно, но построено на песке. Людей либо убеждают, либо заставляют в это верить, чтобы сделать желаемое возможным. Но без нее, без Нефертити, это невероятно, нереально. Ничего не выйдет. Все развалится. Она подобна Великой реке: именно она дает городу жизнь. Без нее мы вернемся назад, в пустыню. Тот, кто похитил ее, знает это.