Бросив последний взгляд на девочку на картине, Амалия попрощалась с хозяином и удалилась. Ей нужно было время, чтобы кое-что обдумать.
– Вы ничего не едите, – сказал Лакомб, с тревогой глядя то на Амалию, то на почти нетронутое кушанье на ее тарелке. – Неужели вам не понравилось? Мой повар уверял, что это настоящий русский салат.
Стоит отдать ресторатору должное – он все-таки сумел вывести свою гостью из задумчивости. В некотором удивлении поковыряв вилкой в блюде, Амалия заметила овощи, вареные яйца и рыбью икру, смешанные с небольшим количеством майонеза. Принять эту смесь за русский салат мог только человек, который не имел о русской кухне ни малейшего понятия.
– Э-э… У меня нет сегодня аппетита, – вывернулась посетительница.
– Почему же?
– Так, – неопределенно отозвалась Амалия. – Я никак не могу отделаться от мысли, что Сезар Пелиссон на самом деле жив.
Бутылка вина, которую держал Лакомб, выскользнула у него из рук. Казалось, что она вот-вот разлетится на куски, ударившись о пол, но Амалия поймала ее на лету, продемонстрировав завидную скорость реакции.
– Терпеть не могу разлитое вино, – сварливо объявила баронесса Корф, возвращая бутылку сконфуженному ресторатору. – В чем дело, Марсель?
– Ни в чем, – поспешно ответил Лакомб. – Просто… просто я решил, что мне показалось. А теперь, после ваших слов, я уже так не думаю.
– Показалось что?
– Я пришел на похороны, но потом решил, что мне не стоит туда идти. Как раз когда я повернул обратно, я заметил в толпе возле церкви человека, который… Словом, я был готов поклясться, что видел Сезара Пелиссона. Но когда я посмотрел туда снова, он уже исчез.
– Как он выглядит? – спросила Амалия.
– Довольно высокий, худой, бледный.
– Блондин или брюнет?
– Брюнет. Я помнил его с усами, но возле церкви он был без усов, не знаю почему… А черное платье вам идет.
– Простите?
– Вы тоже там были, говорили с кем-то. Я ушел, когда убедился, что вы тоже ушли.
– Дорогой мсье Лакомб, – сердито начала Амалия, – почему вы не рассказали мне раньше?..
Ресторатор надулся.
– А что я должен был рассказать? Как видел в толпе мертвеца? Вы бы сочли меня ненормальным…
Амалия задумалась. Получается, что Пелиссон прятался в Нейи, а потом явился на свои же похороны. Интересно, знал ли об этом его отец? И как он мог разрешить сыну появляться там, где его вполне могли бы узнать?
Нет, скорее всего, Дассонвиль ничего не знал. А вот у Пелиссона после зрелища собственных похорон окончательно – выражаясь современным языком – поехала крыша. Ничем иным нельзя объяснить дикое двойное убийство, которое он совершил.
– Я вижу, что расстроил вас, – начал Лакомб. – Не стоило мне упоминать об этом человеке…
– Нет, – поспешно сказала Амалия, – все в порядке.
Впрочем, чтобы успокоить ресторатора, ей пришлось вечером сходить с ним на представление пьесы, которая восхищала весь Париж.
После гораздо более тонкого русского театра французский кажется утомительно однообразным и – если уж называть вещи своими именами – довольно-таки убогим. Времена Мольера, Расина и даже куда менее известных за пределами своей родины Мариво и Мюссе остались в прошлом. Вместо старых классиков явилась целая плеяда авторов, не сказать чтобы совсем бесталанных, владеющих искусством диалога, даже способных создавать запоминающиеся характеры. Но писали они исключительно об одном – об адюльтере. В лучшем случае сюжет вертелся вокруг обсуждения вопроса, кто с кем спит, и главное – за сколько. Традиционно волнующие литературу проблемы – жизнь, смерть, судьба человека – мало волновали французских драматургов. Они продолжали плодить однообразные пьесы про супружеские измены, и успех их творений укреплял авторов в мысли, что все прекрасно и что нечего даже пытаться свернуть с избранного пути.
Амалия провела в театре утомительный вечер. Шутки, звучавшие со сцены, ее не смешили, актеры раздражали своими заученными ужимками, и она не могла не заметить, что актриса, исполняющая главную роль, играла из рук вон плохо – впрочем, так как она была любовницей директора театра, особого таланта от нее и не требовалось. Однако публика была в восторге, и занавес давали бессчетное количество раз.
Отклонив приглашение Лакомба проводить ее, Амалия вернулась на улицу Риволи и принялась составлять отчет для генерала Багратионова. Перечитав текст в первом часу ночи, она поняла, что он никуда не годится. Скомкав исписанные листы, Амалия положила их в пепельницу, чиркнула спичкой и стала смотреть, как они горят. Неожиданно до ее слуха донесся негромкий стук – словно кто-то осторожно открыл окно на первом этаже дома.
Читать дальше